Убежище
Шрифт:
Посланница великого Клейда недовольно хмурится.
— Не гримасничай, сиди спокойно, — одергиваю я ее, думая о том, что гримасы Шодмер — это, возможно, реакция взрослого наульца на реальности повседневной жизни шестилетней фанаддки. Шодмер продолжает хмуриться; на маленьком детском лобике появляются глубокие, взрослые морщины.
— У тебя опять?!.. — догадываюсь я.
Шодмер кивает:
— Ничего, пройдет.
— Я дам тебе лекарство. — И тянусь к аптечке.
— Я же говорила — твое лекарство на меня не действует! — резко бросает Шодмер.
Сильные головные боли начались у нее примерно неделю назад, с тех пор их интенсивность и продолжительность с каждым днем
«Вероятно, происходит разархивация новой порции воспоминаний», — предполагает Дегра Данн.
«Или не справляется с нагрузкой мозг», — возражает Марбандд Тетревнер.
«Наульцы вполне способны составить точную программу развития шестилетнего ребенка — они знают о нашей культуре достаточно много», — парирует Данн.
«О культуре Анн-Шабха или о других тоже?» — вмешивается Бент Гул из Гарппанда.
Беда в том, что все мы — специалисты, которые знают только свои «измы» и «логии». Впрочем, со временем даже мы поняли: с Шодмер ничего не происходит просто так. И все же неприятно думать, что мне, возможно, придется своими глазами увидеть, как Шодмер — юная и старая, наивная и мудрая, невинная и всезнающая — превращается в бессмысленно лопочущую идиотку. Поэтому я не отхожу от набитого лекарствами саквояжа, пока боль не отступает, хотя я отлично понимаю, что вся наша наука бессильна перед этим. Но вот Шодмер в последний раз морщится и наконец улыбается. Она готова гримироваться дальше.
Прием или, лучше сказать, праздничный обед по случаю шестилетия посланницы Клейда проходит на редкость скучно и неинтересно. Оказывается, у некоторых специалистов, обслуживающего персонала и младших дипломатов тоже есть дети. Сейчас все они одеты в лучшие платья, но, несмотря на это, вид у них такой, что сразу ясно: они с радостью занялись бы чем угодно, лишь бы оказаться подальше от Летнего зала с его старинными костяными светильниками и натертым до зеркального блеска паркетом. Дети стоят в ряд, а Шодмер медленно шагает вдоль строя, словно принимающий парад генерал. В течение четверти часа все три группировки — дети дипломатов, местная ребятня и сама Шодмер — с подозрением приглядываются друг к другу. Послы и атташе, на чьих плечах лежит тяжкое бремя ответственности за организацию всеобщего веселья, растерянно переминаются с ноги на ногу, не зная, как взяться за дело. Гремит музыкальный автомат, снаряженный отборной коллекцией последних шлягеров, и я невольно думаю, что еще никогда они не звучали так тривиально и пошло, как здесь — под этими высокими сводчатыми потолками и резными стропилами. Интересно, нравится ли Шодмер весь этот шум?
Улучив минутку, я покидаю группу серьезных взрослых, которые изо всех сил стараются расшевелить малышню. В глубине зала стоит стол с напитками «для больших». Здесь я сталкиваюсь с братьями та-Гахадд. Они заранее позаботились о том, чтобы занять стратегически выгодную позицию.
Я с удовольствием опрокидываю бокал аквавита. Затем еще один.
Кларриг озадаченно смотрит на меня.
— Я думал, ты не пьешь на работе, — замечает он, но я пропускаю его замечание мимо ушей. Первая порция крепкого напитка подействовала практически мгновенно; я начинаю видеть и чувствовать.
Я была за рулем легковой машины. Обоняние ловило запах разогревшейся на ярком весеннем солнце обивки салона; удобно облегало тело подхалимски-мягкое сиденье. Негромко застучал о рулевую колонку счастливый Дорсийский крест — брелок ключа зажигания, и двигатель с ворчанием ожил. Несильный толчок, и я почувствовала, как машина, набирая ход, запрыгала по булыжной мостовой.
Шодмер затевает игру в «колокольчики». Дети берутся за
Динь-динь!.. Удар по плечу, взмах подола, быстрое движение маленьких ножек. Динь-динь, ты — колокольчик!..
Шодмер на целую голову ниже мальчика-буданца, но он, как и подобает джентльмену, все же покидает круг и, наклонившись вперед, обхватывает Шодмер сзади за талию. И вот уже два колокольчика то врываются в центр кольца, то вырываются из него.
Передо мной стремительно разворачивается полотно дороги. Косые лучи вечернего солнца бьют прямо в глаза, и лобовое стекло частично поляризуется. Движение довольно плотное — в этот вечерний час все спешат домой. Автомобиль мчится. Она всегда ездит быстро — на мой взгляд, даже чересчур быстро. Одна рука крутит ручку настройки приемника, поэтому за дорогой она следит не очень внимательно. Меня это пугает, но ей все равно. Она обожает слушать новости — просто жить без них не может. Но куда, куда она мчится с такой скоростью навстречу плотному транспортному потоку? От множества недоуменных вопросов у меня перехватывает горло, но ответов нет. Треммер — не телепатия. В нем нет слов — только чувства, только сопереживание.
Машинально я протягиваю руку за третьим бокалом, но кто-то останавливает меня.
— Послушай, Фод, тебе не кажется…
Динь-динь, ты — колокольчик!
Взгляд, которым я награждаю Кларбу, достаточно красноречив. «В следующий раз, — говорит мой взгляд, — подумай хорошенько, прежде чем прикасаться ко мне. А лучше — отрежь себе руки!»
Шодмер улыбается мне из круга и машет рукой, приглашая принять участие в игре, но я отрицательно качаю головой. Я боюсь, что если я сдвинусь с места хотя бы на шаг, то потеряю контакт с Фодлой. Длинная вереница детей движется дальше. В самом конце я с удивлением замечаю Чрезвычайного и Полномочного посла эт-Шэя. Он напоминает громоздкий товарный вагон, который по недоразумению прицепили к изящному дачному поезду.
…Она снова тянется к радиоприемнику, потому что не может поймать новости, которые ее больше всего интересуют. Последние известия о посланнице Наула и обо мне. Приемник перескакивает с одной станции на другую, из динамиков сыплются светские сплетни, спортивные отчеты, криминальные новости, но о контакте, о переговорах с Клейдом нет ни слова. Что ж, журналистов можно понять: все это уже вчерашний день. Не без горечи я думаю о том, что, даже когда Фанадд присоединится к сверхцивилизации, состоящей из тридцати тысяч миров, мы еще долго будем искать в газетах только привычные заголовки. Фодла продолжает крутить ручку настройки, и низкое вечернее солнце светит ей прямо в глаза.
Я чувствую опасность раньше, чем замечаю что-то определенное.
Фодла улавливает мой страх и вскидывает глаза на дорогу. Прямо перед ней возникает из ослепительного солнечного сияния тяжелый автопоезд. Тормозить и сворачивать поздно: автопоезд уже совсем рядом, а Фодла едет слишком быстро. Кроме того, она все еще не видит опасности. Она видит только хлопающих в ладоши людей в хороших костюмах, чадящие светильники из пожелтевшей, растрескавшейся кости да маленькую девочку, которая кружит и кружит по залу, то врываясь в круг, то вырываясь из него. Лишь в последний момент Фодла инстинктивно выворачивает руль. Каким-то чудом ей удается избежать лобового столкновения, но в последний момент автопоезд задевает легковушку крылом. Машина Фодлы отлетает в сторону, скользит боком и, наконец, опрокидывается в кювет.