Убежище
Шрифт:
– Салливаны держатся вместе. Гарри, это и к тебе относится.
– Она никогда не была одной из нас.
Робкий человек, он тихо встал с кресла и сел рядом с тещей. Она похлопала его по руке.
– Тебе она никогда не нравилась, правда, Гарри?
– Мне она никогда не нравилась, но Эйдан любил ее. Родственников не выбирают. Мне просто повезло. Ну-ну.
Он обнял ее, и Розмари, уткнувшись лицом ему в плечо, наконец-то дала волю слезам.
Самые тяжелые и горькие минуты гнева Эйдан выплеснул в ходьбе.
Но глубоко внутри у него бурлил гнев, дикий зверь, который жаждал крови. И его пугало, что он будет таиться там до самого конца.
Но еще глубже, под лапами у рычащего зверя, лежали обломки его сердца.
Он любил Шарлотту.
Как он мог ничего не видеть? Как за прекрасным фасадом он мог не заметить хваткую, лицемерную, беспринципную женщину? Но даже когда на фасаде появлялись трещины, сквозь которые проступало ее истинное лицо, он игнорировал правду, и теперь ему с горечью пришлось это признать.
Он любил ее, доверял ей. У них есть общий ребенок, и она подставила его под удар, использовала и предала.
Он никогда ее за это не простит. Никогда не простит себя.
Но, вернувшись в дом, он укутался в спокойствие и уверенность. Укутался так тщательно, чтобы правда не вырвалась наружу, даже когда он увидел Кейт в объятиях дедушки.
Они с Хью переглянулись.
– Нам с Кейт нужно поговорить.
– Конечно. – Хью легонько отстранил Кейт и улыбнулся. – Все будет хорошо. Это может занять некоторое время, но у нас получится.
Он сжал ее в объятиях и удалился.
– Как насчет того, чтобы поговорить в библиотеке? Только ты и я?
Эйдан протянул дочери руку, и она взяла ее с таким безоговорочным доверием, что сердце у него раскололось еще сильнее. Он хотел побыть с ней наедине и повел ее через бывшую столовую, мимо зимнего сада, музыкальной комнаты и так привел в библиотеку.
Окна смотрели на холмы, рощи и сады. Под бледным зимним солнцем они выглядели куда спокойнее моря. Стены поддерживали кессонный потолок цвета кофе с молоком, а по периметру расположились полки с книгами и рукописями. Пол из орехового дерева блестел под изысканным обюссоновским ковром бледно-зеленого и розового цвета. Эйдан знал, что бабушка порой сидит в старинной библиотеке, привезенной из Дублина, и от руки пишет письма.
Он закрыл двойные двери и подвел Кейт к большому кожаному дивану. Прежде чем сесть подле нее, разжег камин.
Затем он устроился рядом и обхватил ее лицо руками.
– Прости меня…
– Папа…
– Я должен был сказать это прежде, чем выслушаю тебя. Прости, Кейти, моя маленькая Кейти. Я не смог тебя уберечь, не смог защитить. Ты все для меня, и я обещаю, что никогда больше тебя не подведу.
– Ты и не подвел. Это она…
– Нет, подвел. И это больше не повторится. На свете нет ничего и никого важнее, чем ты. Нет и не будет. – Он поцеловал ее в лоб и почувствовал,
– Я поняла, что это она, уже сидя в той комнате. Это она показала мне, где нужно спрятаться. Она отвела меня туда и показала, и я все поняла. Но глубоко в душе, ведь…
– Она твоя мама.
– Почему она меня не любит?
– Не знаю. Но я люблю, Кейт.
– А она… Она будет жить с нами?
– Нет. Ни в коем случае.
Его поразило то облегчение, с которым прерывисто выдохнула Кейт.
– А мы будем жить там же, где и раньше? Я не хочу туда возвращаться и жить там, где жила она. Не хочу…
– Тогда не будем. Думаю, первое время мы можем пожить у дедушки и Лили. Пока не подыщем нам подходящее место.
Надежда осветила ее лицо.
– Правда?
Он через силу улыбнулся.
– Салливаны держатся вместе, помнишь?
Кейт не улыбнулась в ответ, и голос у нее слегка задрожал.
– А мне обязательно с ней встречаться? Обязательно разговаривать? Обязательно…
– Нет.
Про себя он взмолился, чтобы это было правдой.
Ее голубые и вмиг повзрослевшие глаза пристально на него посмотрели.
– Она дала им сделать мне больно, разрешила пугать меня. И я знаю, что значит «любимая». Она и тебя напугала, и тебе сделала больно. Она нас не любит, и я больше никогда не хочу ее видеть. Она мне не мама, потому что мамы так не поступают.
– Пусть тебя это не тревожит.
– Мне не грустно, – сказала она, хотя по щекам у нее катились слезы. – Мне все равно. Я тоже ее не люблю, поэтому мне все равно.
Он ничего не ответил, но все понял. Он чувствовал то же самое. Эйдан был разбит и отчаянно хотел поскорее все забыть. Поэтому он крепко обнял дочь, дал ей выплакаться, успокоиться и уснуть.
А пока она спала, он сидел рядом и смотрел на огонь.
Глава шестая
Помощник шерифа Микаэла Уилсон согласилась на работу в Биг-Сур, потому что ей хотелось перемен, хотелось быть среди людей. И хотя она никогда бы себе в этом не призналась, потому что мужчина, с которым она жила два года, мужчина, с которым она хотела прожить всю оставшуюся жизнь, решил, что отношения с женщиной-полицейским чреваты трудностями.
Она, женщина, которая всем своим существом верила в закон, порядок, правила, судебное производство и справедливость, признавала, что не раз ставила работу выше отношений.
Но такая уж у нее работа.
Она всю жизнь прожила в большом городе, поэтому смена места, образа и темпов жизни стала для нее настоящим испытанием.
Именно это ей и было нужно.
Микаэла не стала бы отрицать, что первые несколько недель дались ей нелегко. Как не стала бы отрицать, что поначалу про себя называла шерифа Бакмана шерифом Чуваком. У него на бицепсе была вытатуирована женщина в бикини верхом на волне.
Он частенько носил в ухе серьгу. Не говоря уже о прическе.