Убик (сборник)
Шрифт:
Наступила удивительная тишина.
— Ты имеешь в виду меня? — спросил, наконец, Блау.
— Нет, — отозвался Барни. — Это неважно.
Во всяком случае, до следующего раза, когда он примет наркотик. Раз так случилось, конец должен быть близок. Палмер Элдрич может быть доволен. Сам Элдрич выжил. И это казалось невыносимым. Не собственная смерть, которая когда-нибудь все равно наступит, а бессмертие Палмера Элдрича.
«Серьезно, — подумал он, — где же победа над этим существом?»
— Я чувствую
— Ты примешь токсин, Барни? — спросил Лео.
— Нет.
— Почему?
«Скука, усталость. Моя жизнь значит для меня слишком много. Думаю, пора кончать со своим искуплением, — решил Барни. — В конце-то концов».
— Что с тобой случилось во время трансляции? Барни поднялся на ноги. На это едва хватило сил.
— Он не скажет, — проговорил Феликс Блау в дверях.
— Барни, — сказал Лео, — мы смогли бы улететь вместе. Я заберу тебя с Марса, ты это прекрасно знаешь. И К-эпилепсия — еще не конец…
— Ты теряешь время, — сказал Феликс и одарил Барни последним уничтожающим взглядом. — Мы сделали большую ошибку, положившись на этого парня.
Он исчез в коридоре.
— Он прав, Лео, — проговорил Барни.
— Ты никогда не выберешься с Марса, — уговаривал его Лео. — Я не получу разрешения на то, чтобы ты вернулся на Землю. И неважно, что сейчас здесь произошло.
— Я знаю.
— И тебя не волнует это? Ты собираешься провести остаток жизни, глотая наркотик?
Лео взглянул на него, сбитый с толку.
— Никогда, глотать наркотик? Ни-ког-да, — ответил Барни.
— Тогда, что же?
— Я буду жить здесь, — проговорил Барни. — Как колонист. Буду работать в своем саду, делать то же самое, что и они. Строить ирригационную систему или что-нибудь подобное. — Он чувствовал усталость, и его не покидала тошнота. — Простите.
— И ты прости, — сказал Лео. — Но я не понимаю.
Он посмотрел на Энни Хауторн, но, не получив ответа, пожал плечами и пошел к двери. В дверях он остановился, хотел что-то добавить, но передумал и вышел вслед за Феликсом Блау.
Барни вслушался в отзвук их шагов по ступеням, ведущим к люку лачуги. Потом шаги замерли. Наступила тишина. Он прошел к раковине, налил себе стакан воды.
— Я понимаю, — сказала через некоторое время Энни.
— Ты?
Вода на вкус показалась хорошей, она смыла последние следы Чу-Зет.
— Часть тебя стала Палмером Элдричем, — сказала
— Ты рехнулась, — вымолвил он измученно, ухватившись за ванну и стараясь найти опору. Ноги его дрожали.
— Элдрич получил от тебя все, что хотел, — сказала Энни.
— Нет, — отозвался он. — Потому что я вернулся слишком быстро. Я должен был пробыть там еще пять — десять минут. Когда Лео сделает второй выстрел, в том корабле будет Палмер Элдрич, а не я.
«И вот почему нет нужды нарушать метаболизм мозга по наспех состряпанной, шитой белыми нитками схеме, — сказал он себе. — И Элдрич умрет, и довольно скоро… если, конечно, это вообще случится».
— Вижу, — сказала Энни. — И этот проблеск будущего ты получил, наверное, во время трансляции…
— Это будущее реально, потому что не основано на том, что я ощущал…
К тому же у него все-таки способность ясновидения.
— И Палмер Элдрич тоже знает, что он реален, — сказал он. — Он сделает, или делает, все возможное, чтобы вырваться оттуда. Но он не сможет.
«Или, — решил он, — вероятно, не сможет. В этом-то и заключается сущность будущего: разветвление возможностей».
Он занимался этим долгие годы, определяя, что надо делать дальше, и интуитивно выбирая определенную временную ветвь. В том и заключалась его работа у Лео.
— Вот поэтому-то Лео и не хочет ради тебя дергать за веревочки, — сказала Энни. — Он не хочет вернуть тебя на Землю. Ты понимаешь всю серьезность этого? Я не могу передать тебе выражение его лица. Он столько прожил, что никогда…
— Я имел бы, — сказал Барни, — Землю.
Он вложил в это слово все, что предвкушал от будущей жизни на Марсе.
Если эта жизнь вполне устраивала Элдрича, то вполне устроит и его. Ибо Элдрич прожил множество жизней. В нем говорила глубинная мудрость человека или иного существа, кем бы он там ни был. Слияние с Элдричем во время трансляции навечно оставило на Барни отпечаток, клеймо, форму какого-то абсолютного знамения. Он вздрогнул. А что, если Элдрич взял у него что-нибудь взамен? А есть ли что-то стоящее в его собственных знамениях? Проницательность? Настроения, воспоминания, моральные ценности?
Интересный вопрос. И ответ здесь единственный — нет.
Противник человеческой цивилизации — нечто, заведомо ужасное и чуждое, вошедшее как какой-то недуг в одного из представителей человечества во время его долгого путешествия между Землей и Проксимой, оно знало во много раз больше, чем он, Барни Майерсон, ясновидящий, о значении ограниченных жизней, оно видело их в перспективе.
В дверях квартиры появились Норм и Френ Скейн.
— Эй, Майерсон! Ну, как? Не стоит ли прогнать Чу-Зет по второму разу?