Убить демократа
Шрифт:
Блюмберг. Это будет зависеть от того, что будете делать вы. Давайте, учитель, немного посидим и помолчим. Я мечтал об этой минуте двадцать три года..."
Странная, глубокая тишина храмового зала. Негромкий орган.
"Блюмберг. Как вы жили все эти годы. Профессор?
Профессор. Работал. А ты?
Блюмберг. Тоже.
Профессор. Я прочитал обе твои книги. Ну, про нравы нашей конторы я и без тебя знал. А книга про французский Иностранный легион очень понравилась. Как тебя туда занесло?
Блюмберг.
Профессор. Не удалось?
Блюмберг. Нет.
Профессор. Пишешь еще?
Блюмберг. Нет. Все, что я знал, я написал. А выдумывать скучно и недостойно этого странного и, в общем, высокого ремесла. Занимаюсь бизнесом.
Профессор. И преуспел, насколько я знаю.
Блюмберг. Преуспел? Может быть. Я как-то об этом не думаю. Ну, есть у меня миллионов двадцать. Но знаете, за что бы я их все до последнего цента отдал? Чтобы оказаться с вами во дворе Елисеевского гастронома, взять у грузчиков две бутылки "Кавказа" по трешке и выхлестать их там же "из горла".
Как мы однажды с вами и сделали. Помните, надеюсь?
Профессор. Конечно, помню.
Блюмберг. Парадоксально, но даже на разных сторонах баррикады мы работали для одной цели. И самое поразительное другое. То, чего никто из нас не ожидал: мы ее достигли.
Профессор. У нас были разные цели. Ты разрушая систему снаружи, я пытался реформировать и укрепить ее изнутри. Можешь радоваться: ты оказался более прав.
Блюмберг. Рано радоваться. Итог происшедшего не осознан. И не скоро будет осознан. И не поддается прогнозу будущее. Это самое тревожное.
Профессор. Рад, что ты это понимаешь. Ты не хочешь расспросить меня о России?
Блюмберг. Вы знаете о ней не больше меня. При всей вашей информированности. Или даже меньше. Потому что я смотрю на нее снаружи, а вы изнутри.
Профессор. А вот эту вещь я знаю. Это Пассакалья Баха. Помолчим..."
Пауза. Негромкий орган.
Еще пауза.
"Блюмберг. А теперь переверните кассету и поговорим о деле. Чем были вызваны нынешние переговоры?
Профессор. Никаких переговоров не было.
Блюмберг. Мы говорим сейчас не для средств массовой информации, а для людей, принимающих решения. Переговоры были. Про списки участников я упоминал. Могу добавить, что у меня есть несколько записей встреч российской делегации с прибалтами. Секретных встреч. Если называть вещи своими именами, прибалты послали Россию с ее балтийскими претензиями куда подальше. Без обиняков. Их поддержали, по существу, скандинавы и немцы. Я не говорю сейчас о том, разумно ли и справедливо ли это. Я просто констатирую факт. И вопрос у меня такой: кто инициировал эти переговоры и почему?
Профессор. Я был категорически против.
Блюмберг. Но ваше мнение, как всегда, игнорировали?
Профессор. Что именно ты хочешь узнать?
Блюмберг. Я хочу понять, что представляет из себя сегодняшняя Россия. Можно ли считать эти переговоры знаком того, что Россия отныне будет выступать с открытым забралом, что ее политика будет прозрачна и моральна и она будет черпать силы из понятия международной солидарности и национального
достоинства. Или же эти переговоры просто очередная непродуманная даже на полхода вперед дурь?
Профессор. Дурь..."
Шишковец остановил пленку.
– - Прошу извинить, но мне хотелось бы получить объяснения. Как вы знаете, я был одним из инициаторов этих переговоров... Кстати, откуда он о них узнал?
– - Я же объяснил вам, Андрей Андреевич, что он профессионал. Не заставляйте меня повторяться.
– - Согласен, профессионал. Но почему переговоры -- дурь? И главное: почему вы с этим согласны?
Профессор приоткрыл фрамугу, впуская в прокуренную Шишковцом комнату прохладу весеннего консульского сада, немного постоял у окна, глядя на фонари, и обернулся к вице-премьеру:
– - Я отвечу вам словами полковника. Вы уверены, что политика новой России будет основана на полном доверии к партнеру, будет прозрачной и исходящей из общих принципов гуманности, уважения национального достоинства и международного сотрудничества?
– - Разумеется, -- подтвердил Шишковец.
– - Мы декларировали такую позицию России и намерены ее придерживаться.
– - Все международные рынки тесно поделены между
странами-производителями, в их отношениях сформировалась сложная система взаимных компромиссов, позволяющих поддерживать мировой экономический порядок. С чем придет на этот рынок Россия?
– - Россия -- богатейшая страна. Нефть, лес, алмазы. Мне ли вам говорить об этом!
– - Нефть, лес и алмазы у нас будут покупать. По бросовым, минимальным ценам. Сдирая три шкуры за транспорт. Устроит это Россию?
– - Нет, разумеется. Мы будем требовать справедливого отношения к себе.
– - Вам бы, Андрей Андреевич, родиться лет через пятьсот. К тому времени мировое сообщество, может быть, примет вполне цивилизованный вид. Обратите внимание на оговорку: я сказал "может быть". Сейчас этого и близко нет. Вот вам пример: нынешние переговоры. Хоть кто-нибудь услышал наши призывы к справедливости? Хоть кто-нибудь откликнулся на них? Скажу больше: хоть кто-нибудь озаботился тем, что загнанная в угол новая Россия может представлять для мирового сообщества не меньшую опасность, чем Советский Союз? Ответ вы знаете: нет. До нас никому нет дела, все делят свой пирог. Так для чего нам были нужны эти переговоры?