Убить футболиста
Шрифт:
Добежав до ближайшего слухового окна, беглецы выбрались на крышу и, стараясь ступать как можно тише, направились к дальнему концу здания. По словам пучеглазого, который, как понял Кадилин, идя на дело, успел провести рекогносцировку, там должна была быть пожарная лестница. Так оно и оказалось. Перекинув баулы за спину, оба незнакомца первыми ступили на лестницу, а футболисту вновь пришлось замыкать процессию.
Спустившись на землю, беглецы, ведомые все тем же пучеглазым, бросились бежать прочь от здания, в котором их едва не схватили стражи порядка. Бежали они не долго. Оказывается, в соседнем
— Чего встал как вкопанный? Лезь быстрей в машину!
Повторять приглашение дважды не понадобилось — Кадилин без промедления забрался в салон автомобиля, и в следующую секунду машина рванула с места.
Отдел по борьбе со сводничеством и притоносодержанием, куда направлялись Громов и Дробыш, был создан в МУРе в начале 90-х. Причем сформировали его по настоянию верхов скорее для отписки, чем для реальной работы. В картотеке МУРа на тот период числилось 602 проститутки, а в отделе работало всего десять оперативников, которым начальство выделило в качестве технической помощи один раздолбанный автобус, который сами проститутки прозвали «штопаным кондомом».
Отдел работал не покладая рук, однако в ситуации, когда проституция стала серьезной проблемой для города, держать руку на пульсе становилось все труднее и труднее. Если в 1993 году в Москве насчитывалось семьдесят притонов и агентств по оказанию интимных услуг, то уже через год их число перевалило за тысячу. Естественно, чтобы бороться с такой прорвой подобных заведений, десяти сотрудников муровского отдела было недостаточно.
И все же, несмотря на явный дисбаланс в расстановке сил, муровцам удалось главное — создать богатую информационную базу на обитателей столичного дна, в частности на жриц любви. И одним из признанных специалистов в этом деле считался старший оперуполномоченный отдела по борьбе со сводничеством и притоносодержанием МУРа Семен Гурзо, которого сами коллеги по работе называли «профессором проституции».
Когда Громов с Дробышем пришли на этаж, где он работал, их встретил его коллега — Андрей Муратов, который сообщил, что Гурзо на данный момент сидит в буфете. Пришлось спускаться вниз — на первый этаж. Весь путь до буфета Громов молчал, а вот Дробыш, наоборот, забрасывал Муратова вопросами по горячо любимой им теме.
— Послушай, Андрюха, ваш Гурзо действительно лихой знаток столичных проституток?
— И не только столичных, — многозначительно поднимая указательный палец, отвечал Муратов. — Ты вот, к примеру, знаешь, кто такие оираны?
— Кто?
— Средневековые японские проститутки, сродни нашим нынешним путанам. Об изысканности и утонченности их манер в Японии слагали легенды.
— Надо же! — восхищенно качал головой Дробыш. — Вот бы такой оиране впендюрить от Вани.
— А что такое генисеи, знаешь? — явно получая удовольствие от собственного превосходства, вновь спросил Муратов. — Это публичные дома во дворцах первых королей Галлии. Умели
Выдохнув протяжное «да-а», Дробыш тем самым выразил полное согласие с последней репликой коллеги.
Когда они пришли в буфет, посетителей там было немного и найти в зале Семена Гурзо не составило особого труда. Тот в одиночестве сидел за одним из столов в дальнем углу, жевал шницель и запивал чаем. Когда процессия приблизилась к столу, Муратов поздоровался с Гурзо за руку и коротко представил своих товарищей. Собственно, Громова ему можно было не представлять, потому что Гурзо был с ним уже знаком — пару раз сталкивались по работе. Однако на этот раз им предстояло познакомиться поближе.
— Чем обязан коллегам из «убойного»? — спросил Гурзо у коллег, когда они сели за стол напротив него.
— Как говорят французы: «Шерше ля фам», — коротко ответил Громов.
— И кто же эта «фам»?
— К сожалению, имя нам не известно, только прозвище — Афина. Тебе оно что-то говорит?
— Еще бы! — ответил Гурзо. — Диана Романиди по прозвищу Афина. Гречанка по отцу и русская по матери. Двадцать два года, не судима, проституцией занимается с девятнадцати лет. В основном тусуется в гостиницах «Националь», «Международная», «Континенталь», «Россия».
— Сеня, она нам нужна до зарезу. Где ее сейчас можно найти? — подал голос Дробыш.
— Думаю, в данную секунду ее трахает какой-нибудь лощеный иностранец, — ответил Гурзо. — Короче, отыскать ее будет трудно.
— Трудно, но можно? — спросил Громов.
— Если только со мной. — Гурзо наконец допил свой чай, аккуратно уложил стакан в тарелку и поднялся из-за стола. — Так как времени у нас немного, сделаем так: ждите меня на улице, а я пойду звякну супруге, чтоб не беспокоилась.
Беседа с женой заняла у Гурзо около десяти минут, в течение которых Громов и Дробыш терпеливо ждали его во внутреннем дворе Петровки, 38. Наконец Гурзо выбежал на улицу, и они втроем направились во 2-й Колобовский переулок, где стояла машина Громова.
— Первым делом заедем в «Россию», — усаживаясь на сиденье рядом с Громовым, произнес Гурзо. — Даже если Афины там нет, кое-кого из ее подруг там застать можно.
— Подруги-то ничего? — поинтересовался Дробыш.
— Всякие есть. Только тебе-то что — они за ночь меньше двухсот баксов не берут.
— Не хило. За такие бабки, наверное, хорошо работают.
— Хорошо, — подтвердил слова коллеги Гурзо. — И вообще, земля русская всегда славилась своими талантами.
— Удивительно только, откуда у нас объявились таланты в столь деликатном деле, если мы с ним семьдесят лет боролись? — заводя машину, подал голос Громов.
— Бороться можно и с ветром, да толку не будет никакого, — ответил на эту реплику Гурзо. — Проституция — профессия древняя, и с ней не бороться надо, а регламентировать. Если бы мы в свое время пошли по этому пути, то, уверяю вас, наше общество от этого только выиграло бы.
Так, за дискуссиями о роли и месте проституции в нашем обществе, они доехали до гостиницы «Россия». Припарковав машину возле одного из входов, они прошли внутрь гостиницы. Как и ожидал Громов, у Гурзо здесь все было схвачено. Его многие узнавали — швейцары, бармены, расфуфыренные дамы в дорогих вечерних туалетах.