Убить генерала
Шрифт:
Профессиональная самодеятельность. Спортсмен-любитель с надписью «СССР» на груди, решивший бросить вызов заморским профессионалам.
Николай попытался представить, какие шаги может предпринять Виктор Крапивин, поставил себя на его место. Спросил себя: «Что бы я сделал на его месте?» Ответил без намека на иронию: «Ну, во-первых, трахнул бы Машу».
Витя и Маша...
«Она любит Дашу, а он любит Машу, вот, блин, ё-мое».
Кажется, есть какой-то детский фильм про Витю и Машу. Секса там мало, а вот партизанской деятельности хоть отбавляй. Они вроде бы хотели ликвидировать Кощея.
От этой мысли Николай напрягся. Подумал: «Неужели Крапивин решится
По большому счету, на Лубянке насчет его молчания спокойны, поскольку любой шепоток снайпера выдаст его с головой — молниеносно пробьют источник информации и выйдут на убийцу генерала. Это как ответный выстрел противника-снайпера. Отчасти надеются на такой шаг Крапивина, чтобы после быстренько подчистить за ним словесное дерьмо. На Лубянке это умеют. И знают, что источник информации вычисляется стопроцентно.
«Он у нее, — был уверен Николай, не оперируя в данном случае ни именами, ни фамилиями. — И это хорошее прикрытие. Но оно должно быть укреплено более надежно». То есть, продолжал размышлять полковник, в лице Марии Дьячковой Виктор должен найти единомышленника, обязан склонить ее на свою сторону, чтобы она помогала ему с точки зрения идеологии. Что очень трудно. Поскольку она — «девушка из высшего общества». Если он этого не сделает, то превратится в натурального трутня и в конце концов вылетит на улицу. Он окажется на улице и по другой причине — потому что является ходячей угрозой. Пока ему оказывают временную помощь, а ему нужна постоянная поддержка.
И снова противоречащий вопрос: на какое время? Только на то, на которое он рассчитывает. Ответ знает только он.
Вот засранец! — незлобиво выругался Николай. Уже завтра он выяснит, оказался ли он прав. Нет, завтра он получит подтверждение и только подтверждение. По своему опыту он знал, что подобные визиты и сюрпризы, которые ему сообща подкинули «далматинцы» и сам Олег Лосев, пустышками никогда не оказываются. Те-рехин шел не по следу, но по хорошо утоптанной тропе.
Лосев так и не смог объяснить, почему его подруга приняла приглашение Виктора Крапивина. «Это даже интересно», — передал он ее слова. «Иди, раз интересно», — воспроизвел свои. После чего был изгнан. Как дьявол экзорцистом.
Мысли о левом деле навели на конкретный левый предмет. Он хранился в стенном сейфе, укрытом от глаз за диван-кроватью. Выйдя из ванной, Николай сдвинул диван в сторону и открыл небольшую тяжелую дверцу. В тайнике лежал всего один предмет, о нем мог догадаться лишь арестованный Армен Азарян. Это был «глок-18», австрийский специальный пистолет с магазином на тридцать один патрон. Он был на сто граммов легче «Макарова», но с возможностью вести автоматический огонь темпом более тысячи выстрелов в минуту. Это был ранний выпуск «глока» — с плоскими щечками и рифлеными передней и задней поверхностью рукоятки. Николай положил пистолет в сейф, закрыл дверцу и подвинул диван на место. Не застилая его простыней, лег и почти мгновенно уснул.
Два полковника — Терехин и Далматов — встретились утром в коридоре управления. Один шел на свое рабочее место, второй покидал его. Николай выглядел бодрым, на нем была свежая рубашка, отутюженные брюки и начищенные ботинки. Евгений, казалось, не спал всю ночь. Одежда помятая, на туфлях серые разводы от грязной тряпки. Когда Терехин здоровался с ним за руку, едва подавил желание задержать
— Новый одеколон? — иронично прохрипел несостоявшийся джазист, собрав на лбу морщины, чуть склонив голову набок и немного поджав губы. Именно в такие моменты он здорово походил на американского актера Майкла Мэдсена, который в основном играл негодяев. — В какой фирме отоварился парфюмом, Женя?
Далматов хотел взорваться, но, видимо, его силы были на исходе. Он только махнул своей пухлой рукой:
— Не спрашивай. Дай закурить, — попросил он.
Терехин открыл пачку «Мальборо», но сигарету вытащил сам. Щелкнул зажигалкой.
— Вчера вечером наведались по адресу, где снимал квартиру Хворостенко, — отчего-то вкрадчиво, словно придумывал на ходу, начал главный «далматинец». При этом он выразительно помогал себе бровями, глазами, движением головы. Глубоко затянувшись, зачем-то выпустил кольцо дыма и смотрел на него. — Проскурин только вчера, падла, назвал адрес. Хозяйка уже сдала квартиру женщине с ребенком — лет пяти девочка, подвижная такая. Этот дом, я тебе скажу, сущий отстойник: тараканы, мокрицы, мухи...
— Клопы, — в тон собеседнику добавил Николай.
— Да, куда же без них? Недавно я прочел в газете, что клопы активизировались по всей Европе. Что комар? Клопа комариной пластиной не возьмешь, а клопиную еще никто не придумал, никакая отрава на него не действует. Хорошо, что клопы не летают. Да... В той квартире все так, как описывал Проскурин: гадюшник. В кладовке обнаружили инвалидное кресло. Я спросил у хозяйки, есть ли подвал. Есть, говорит. Спустились. Я шел вторым. А там говна по щиколотку. Ну, думаю, никто до нас сюда не спускался. Ошибся. У дальней стены лежал труп... Сколько он там пролежал, одному богу известно. Рот открыт, во рту... Такое чувство, что это он изрыгал всю срань, что плавала там. Ничего подобного раньше не видел. Что фильмы ужасов?.. А сам думаю: лучше бы ментов туда запустить. В общем, вытащили труп на улицу, мои парни стали его обыскивать, нашли документы на имя Колесникова Анатолия Сергеевича. К утру пробили его по всем каналам, ГРУ, в частности. И знаешь, где он проходил службу?
— Лучше я угадаю его воинскую специальность. Он был снайпером.
— Точно. Я тоже так подумал изначально. Сейчас поеду в «Лефортово» допросить этого сукина сына Проскурина.
— Да, он знал об этом.
— Или не знал.
— Вот увидишь. Он же фактически подставил Крапивина. Крапивин такой же труп, только ходячий. Ты забыл главную вещь: напарника себе подбирал сам Проскурин. В квартире Хворостенко произошло вот что. Этот Колесников не просто отказался участвовать в убийстве генерала Дронова, он пригрозил Хворостенко и Проскурину, и его убили, труп спустили в подвал. Без Проскурина обработка снайпера по-любому была невозможной, так что он, во всяком случае, присутствовал во время убийства Колесникова.
— Похоже, ты прав.
— Я же начинал это дело, — спокойно напомнил Терехин.
— Слушай, Коля, мне понадобится твоя помощь.
— Конечно, обращайся. Только втихаря.
— О чем разговор! С меня «поляна».
— Зайди ко мне, когда вернешься из «Лефортово».
— Типун тебе на язык. — Далматов переступил с ноги на ногу, и его глаза сделались доверительными. — Ты начинал это дело — верно, ничего не слышал о девушке по имени Маша?
Терехин покачал головой:
— Нет. Насколько я помню, среди друзей и близких нет никого с таким именем. А что? — Николай собрал на лбу недовольные морщины. — Я что-то упустил?