Убить клоуна
Шрифт:
Я подъезжал к дому Дорис Миллер, заранее предвкушая радость встречи, когда все повторилось. Было около шести часов вечера. Остановившись на перекрестке, я наблюдал в зеркало заднего вида за подъезжавшими к светофору машинами, когда появился черный седан — однако не позади меня, а за квартал, он проехал слева направо по улице, перпендикулярной моей. Я потряс головой. Или в городе проходит съезд владельцев похоронных бюро, а также водителей катафалков, или...
И тут до меня наконец дошло.
Я отыскал «жучка» за полминуты. С помощью небольшого зажима и куска проволоки его прикрепили под передним бампером «кадиллака». Одним рывком я
Предмет этот напоминал, говоря обыденным языком, небольшой приемник, а более точно — миниатюрный радиопередатчик. С тех пор, как его прикрепили к моей машине, он посылал непрерывный сигнал по одной из установленных радиочастот, а у водителя черной колымаги имелся радиоприемник, настроенный на ту же частоту. Возможно, к приемнику подсоединили антенну. Если антенна находилась под прямым углом к точному курсу, указанному радиолучом, который посылал «жучок» с моего «кадиллака», входящий сигнал усиливался; если антенна отклонялась от прямого угла, сигнал ослабевал или совсем исчезал. Таким образом, достаточно было пустить по моему следу всего одну машину, снабдив ее приемником, и водитель всегда знал о всех моих передвижениях, без особого труда отыскивая мой «кадиллак», где бы я ни остановился. А если задействовать еще одну-две машины с дополнительными приемниками, то, используя простейшие тригонометрические расчеты, мои приятели могли в любое время засечь местонахождение моей машины.
Я выругался. Скорее всего, этот парень висел у меня на хвосте весь день. Мысленно я проследил свой маршрут: куда ездил, где останавливался. Визиты к Семмелвейну и Портеру, костюмный магазин, фотомагазин Тимоти и так далее. С этим уже ничего не поделаешь, остается только надеяться, что мне не успели нанести серьезного ущерба, — по крайней мере, меня еще не пристрелили. Что-то еще, какая-то очень неприятная мысль не давала покоя, но мне никак не удавалось поймать ее, определить, что же так тревожит меня.
По крайней мере, теперь легко и просто избавиться от хвоста, а в данный момент это было важнее всего. Я завел мотор.
Часовая стрелка приближалась к половине седьмого, уже темнело, когда я подходил к дверям квартиры Дорис Миллер. Я оставил машину в трех кварталах, чтобы мой «кадиллак» случайно не засекли около ее дома, — о хвосте я теперь не беспокоился. Припарковав машину неподалеку от автобусной станции, я положил в ячейку камеры хранения, ключ от которой забрал с собой, костюм клоуна, приглашение на бал к Фрэнку Квину, а также две фотографии Джея и миссис Квин. Кроме того, я не только избавился там от «жучка», но испытал чувство глубокого удовлетворения, надеясь, что доставлю водителю черной колымаги хотя бы часть тех неприятностей, которые пережил сам.
Потому что прикрепил миниатюрный передатчик к скоростному автобусу компании «Серая борзая», направлявшемуся в Даллас, штат Техас.
Глава 8
На Дорис было другое платье. Если только это можно было назвать одеждой, потому что она скорее обнажала, чем прикрывала тело. Сегодня выдался, конечно, на редкость удачный денек, однако ночью меня ждала другая женщина. Жизнь порой играет с нами жестокие шутки.
Моя клиентка через силу улыбнулась мне, но даже в таком состоянии, вялая и апатичная, она все же оставалась самым восхитительным созданием в мире. По крайней мере, в
Дорис смешала виски с содовой, мы уселись на кушетку в гостиной, и я рассказал обо всех событиях прошедшего дня, опустив, естественно, некоторые важные подробности.
— Теперь мне известно все, — подвел я итог. — Росс не виновен, Флегга убил Квин, а потом оказал давление по меньшей мере на трех свидетелей, заставил их выступить на суде с ложными показаниями.
— Разве мы не знали этого с самого начала, Шелл? — вздохнула она. — По существу ничего не изменилось.
— Изменилось очень многое, просто пока мы не видим результатов этого, Дорис. Например, мне известно, что Флегг был казначеем у Квина и что Квин приказал одному из своих бандитов убрать Хеймана, утопить его. У меня появилось несколько имен...
Она прервала меня. Не сердито, не зло. Просто с таким отчаянием, что мне стало не по себе.
— Но ты же не можешь ничего доказать, Шелл. Ты сам говорил мне об этом. У нас нет доказательств, которые приняла бы полиция, нет доводов, которые согласился бы выслушать губернатор, нет ничего, что могло бы помочь Россу...
К концу фразы в голосе ее зазвучали истерические нотки, поэтому я поспешил прервать ее.
— Постой, — с улыбкой сказал я, подняв обе руки, — все не так плохо. У меня есть еще кое-что.
— Еще? — Все лицо ее осветилось надеждой, а глаза так засверкали, что я невольно пожалел о своих словах. Ведь ничего обнадеживающего у меня не было.
— Может, и не стоит пока чересчур радоваться. Но возможно, нам удастся получить отсрочку. Я вышел на парня, работающего на Квина, одного из его приближенных, он в курсе всех его делишек. Если мне удастся заставить его разговориться и сотрудничать непосредственно со мной, я мог бы получить достаточно доказательств, чтобы засадить за решетку самого Квина. Все зависит от того, что скажет мне этот парень или что он сделает, но я уверен, что сумею добиться, чтобы он сотрудничал со мной.
Две небольшие складки появились на переносице между голубыми глазами.
— Сумеешь? — Она пытливо посмотрела на меня. — Каким образом, Шелл?
— Понимаешь... — Я остановился в затруднении, подыскивая подходящие слова. — Скажем так. Я нашел способ оказать на этого человека сильное... давление. Если он согласится сотрудничать — прекрасно. Если нет — его, скорее всего, тут же уберут. Конечно, без моего участия, — поспешно добавил я. — Тем не менее ему тогда конец. Так что у меня есть предчувствие, что он расскажет все.
Дорис закусила плавно изогнутую нижнюю губку.
— А что, если он не расскажет ничего полезного для нас? — спросила она. — Что, если он ничего не знает?
— Клянусь святым Петром, тогда придумаю что-нибудь еще, — ответил я, слегка нахмурившись.
— Прости, я не хотела...
Она так искренне умоляла простить ее: с глубоким вздохом наклонившись ко мне и прерывисто дыша, приложила в знак раскаяния руку к груди и еще раз вздохнула. Эта девушка была на редкость красноречива, у нее о многом говорили не только глаза, рот и легкие, но каждая жилка ее тела, и на всем этом красноречии было очень мало обертки. Так вот, не мешало бы мне прикусить свой подлый язык. Ведь бедное дитя неимоверно страдало от неуверенности, страха, волнений, в то время как я все делал не так, попадал впросак и тему подобное.