Убить Сталина
Шрифт:
Вот только тогда по-настоящему чувствуется полная беспомощность! Пытку неопределенностью выдерживает только самый стойкий человеческий материал…
Диверсанту завязали глаза черным платком и, заламывая руки, повалили на землю. Крепкий, коренастый, состоявший из сплошных мускулов, Терехин попытался сопротивляться, но кто-то из разведчиков несильным, но точным ударом в живот заставил его присмиреть. Руки и ноги диверсанта растянули в разные стороны, привязав их к четырем вбитым кольям. Распластанный, не имеющий возможности двигаться, он теперь был удобной
Пленник должен буквально пропитаться страхом, неопределенностью своего положения, а потому Ермолаев не спешил продолжать допрос.
После пятиминутного ожидания Ермолаев подошел к парализованному страхом пленнику.
— Итак, я повторяю свой вопрос: задача твоей группы?
Кусок непрозрачной ткани должен создать ощущение, что ты находишься в пространственном вакууме. Чувства обостряются неимоверно, и даже шорох мыши воспринимается в такую минуту как опаснейшая из угроз.
Диверсант сглотнул, показав острый кадык на короткой толстой шее.
— Основная задача нашей группы номер триста двадцать семь — подготовка аэродрома, — диверсант неожиданно замолчал.
— Для чего? — поторопил капитан.
— Мы должны были встретить… одного человека…
Это уже лучше, хотя паузы могли бы быть и покороче.
Ермолаев тежело наступил на грудь диверсанту и почувствовал, как его тело, враз сжавшись от страха, ожидает следующего безжалостного шага. Пусть знает, что в следующий раз это будет не тяжелая обувка русского контрразведчика, а могильный камень.
Многие ломаются именно в этот момент, когда давишь сапогом на грудь. Но сержант оказался крепким орешком, и совсем не случайно он оказался руководителем диверсионной группы.
— Что это за человек?
— Я ничего не знаю о нем. Мне известно лишь только то, что он выполняет какое-то секретное задание.
— Как его зовут?
Терехин отрицательно покачал головой:
— Не знаю. Нам известно, что самолет, в каком его доставят, будет какой-то необычный, поэтому мы должны подготовить площадку. И еще у этого человека будет мотоцикл.
— Для чего ему нужен мотоцикл?
— Для того чтобы как можно дальше отъехать от места выброски.
— Какой у него оперативный псевдоним?
— Мне его называли как Полипова.
— Из какой он разведшколы?
— Мне точно неизвестно… Могу только предполагать. Скорее всего, из рижской террористической школы. Эту школу курирует лично Шелленберг.
— Какие задания получают выпускники этой школы?
Ермолаев надавил сапогом на горло диверсанту. Весьма неудобная позиция для существования, но довольно полезная, чтобы оценить свое место в этой жизни. Мысли проносятся со скоростью молнии, и как никогда остро начинаешь осознавать, что с окружающим пространством ты связан всего лишь тоненькой ниточкой, которую в любую секунду может разорвать каблук ялового сапога.
Диверсант захрипел. Глеб слегка ослабил нажим.
— Чаще всего
— Кто может быть в этот раз? Какова цель этого диверсанта? Ну!
— Я не знаю! — в отчаянии захрипел Терехин. — Я должен был только его встретить!
— Когда должен прибыть самолет?
— Через два дня, если все будет в порядке.
— Когда ты выходишь на связь?
— В четыре утра.
Ермолаев посмотрел на часы. До эфира оставалось тридцать пять минут. Времени вполне достаточно, чтобы развернуть и настроить портативную рацию.
— Развяжите ему глаза.
Старшина умело срезал ножом повязку с лица диверсанта, дав ему возможность ощутить холодное прикосновение стали на своей щеке. Прищурившись, Терехин посмотрел на обступивших его смершевцев. Он по-прежнему не мог пошевелиться, но по азартным чертикам, забегавшим в его глазах, было понятно, что жизнь не казалась ему теперь столь уж отвратительной.
— Где радист?
— Вон тот высокий, с длинной челкой.
Подвели радиста. Молодой, не более двадцати лет. Взгляд у парня был затравленный, как у волчонка, угодившего в капкан, на скулах кровоподтеки. Видно, пытался оказать сопротивление, а такие вещи подавляются сурово — пара ударов сапогом в лицо даже самого непримиримого сделает послушным ягненком. В распахнутом вороте был виден серебряный крестик.
— Веруешь, значит.
— Верую.
— Это хорошо. Больше тебе ничего не остается. Жить хочешь?
В ответ неловкая улыбка.
— Передашь радиограмму так, как надо, останешься жить. Если отстучишь какой-нибудь предупреждающий сигнал и самолет не прилетит… Тебя не спасет никакая молитва. Тебе все понятно? — спокойно спросил Глеб.
— Да, — сдавленно ответил радист.
— Распаковывай рацию!
Глава 28 ФУГАС НА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ТРАССЕ
Виктор Семенович Абакумов отвечал за охрану Сталина.
В действительности его функции были значительно шире. Это ведь не просто собственно охрана физического лица, но еще контроль над многочисленными объектами как на территории Кремля, так и за его пределами. Кроме того, надо было тщательно охранять территорию и дороги, по которым проезжал Иосиф Виссарионович. Дело осложнялось тем, что Сталин не любил менять маршруты, предпочитал передвигаться до места кратчайшим путем, по привычным для него улицам.
Именно дорога была самым слабым звеном в охране Сталина.
Конечно, следуя инструкции, водитель шел на мелкие хитрости и нередко менял маршрут, ссылаясь на то, что впереди ведутся ремонтные работы. Кроме того, машину Сталина сопровождало не менее четырех легковушек с охраной, абсолютно не отличавшихся друг от друга внешне, а поэтому никто никогда не знал, в каком именно автомобиле едет Сталин. Но каждый раз любая поездка была сопряжена с риском, и Виктор Семенович невольно испытывал облегчение, когда Хозяин наконец добирался до места.