Убийца ищет убийцу
Шрифт:
Никитин возвысил голос.
— …решил, что он самый умный! И всех вас подставил…
До Боксера доходило, обычно, не очень быстро, но надежно. Слово «козел», приложенное к нему лично, приводило его в состояние бешенства. И едва он понял, что ментовский генерал говорит обо всех собравшихся в овраге, значит, и о нем, о Боксере — пусковой механизм его взрывного характера сработал.
— Это кто козел? — перебил он Никитина. — Ты кого козлом назвал, придурок?..
И Боксер бросился вверх по склону, собираясь применить свой единственный и неопровержимый аргумент — прямой справа снизу в челюсть.
Никитин даже головы в его сторону не повернул. он просто молча ждал, когда Коробов сделает то, что он должен был сделать. У каждого была своя роль, и генерал-лейтенант Никитин не должен был связываться с какой-то шестеркой… Коробов тоже хорошо знал свою роль и свои обязанности. Пистолет мгновенно оказался в его вытянутой навстречу Боксеру руке. Шестой шаг Боксер делал уже с дыркой во лбу… На седьмом он упал и заскреб руками по траве. Выдернул каждой рукой по пучку травы и затих.
Все, кто был в овраге, оказались на ногах. Все готовы были бежать — кто подальше от мертвого уже без всякого сомнения Боксера, чтобы не составить ему компанию, а то и вслед за Боксером, чтобы растерзать «этого пидора ментовского с его пушкой» голыми руками.
Но сразу же после выстрела на склонах оврага появились фигуры с автоматами, нацеленными на взволновавшуюся толпу… «Орда» застыла.
Никитин поднял руку. И продолжал, словно его и не перебивали.
— Такой же вот козел…
Он показал рукой на тело Боксера.
— …подставил вас всех. И если я не узнаю, кто замочил вашего Шкипера, начну с них…
Никитин показал рукой на бригадиров.
— Их жизнь сейчас в ваших руках. Первым будет Киргиз…
Услышав свое имя, Киргиз, замычал, закрутил головой, пытаясь в сотый раз объяснить, что он ничего не знает и даже не слышал, чтобы кто-то собирался замочить Шкипера… Он был искренен…
Никитин взял пистолет у Коробова и приставил ствол к затылку бригадира.
Киргиз замер.
— Спрашиваю последний раз.
Никитин внятно, раздельно, подчеркивая каждое слово, произнес:
— Кто. Замочил. Шкипера…
Молчание стояло в овраге долгих десять секунд. Нарушил его выстрел, после которого тело Киргиза прокатилось немного вниз по склону и застряло, привалившись спиной к мертвому Боксеру.
— Следующий Анисим! — объявил Никитин в напряженной тишине оврага.
— Да что же вы делаете, падлы! Вы же менты! Вас же судить будут!.. — истошно заорал кто-то справа от Никитина метрах в пятнадцати, но тут же этот негодующий крик перебила короткая автоматная очередь, и еще одно тело скатилось на дно оврага.
— Повторяю для дураков! Следующий Анисим…
Опять повисла тишина… Анисим обмяк и свалился мешком под ноги Никитину. Тот подождал несколько секунд и выстрелил.
Стоявшие на противоположном склоне видели, что пуля попала прямо в левый глаз Анисиму… Подскочил Коробов и ногой спихнул тело Анисима со склона оврага. Но оно не захотело катиться по пологому склону и застряло метрах в двух перед глазами третьего бригадира. Тот не мог оторвать глаз от разлетевшегося осколками затылка Анисима, из которого перла, пузырясь, какая-то буро-красная масса…
— Третий — Филя… вы можете спасти ему жизнь, если скажете мне,
Овраг молчал. Ждал выстрела. Ничего другого «орде» не оставалось.
Никитин выстрелил в третий раз.
Парализованный страхом и предощущением неизбежной смерти Филя упал прямо вперед от ударившей в затылок пули. Он застыл на склоне головой вниз, почти уткнувшись обезображенным лицом в живот Анисиму… Ноги два раза по-лягушачьи дернулись, и Филя затих.
… Через пять минут в овраге никого не было. Сразу после третьего выстрела, Никитин сел в машину, следом за ним запрыгнул Коробов и двое автоматчиков. Обе машины развернулись и исчезли. Так же, как и автоматчики, стоявшие на краю оврага.
«Орда» еще секунд десять принюхивалась к обстановке, оценивая ситуацию, и, молча, без криков и ругательств, исчезла из оврага. Как и не было никого. На одном из склонов застыло парами четыре трупа, да поодаль лежал на дне оврага еще один…
Еще через десять минут в Москворецкий отдел милиции позвонил неизвестный и сообщил, отказавшись назвать себя, что на берегу Кровянки произошла бандитская разборка со стрельбой.
Через три минуты после звонка на место сходки прибыла опергруппа. Она констатировала недавнее пребывание в овраге большого числа людей и двух машин типа «УАЗ». Из пятерых убитых четверо были сразу же опознаны, поскольку личностями в районе между Павелецким вокзалом и Даниловским кладбищем были известными. Пятого убитого удалось установить позже — он оказался из реутовской группировки, что дало основание оперативникам сделать вывод, что реутовцы пытались обезглавить «орду», выбив из нее бригадиров, чтобы установить в ее районе свое влияние…
Заклеенные рты, наручники и кровоподтеки на лицах не особенно заинтересовали москворецких милиционеров. Дело о разборке обещало быть явным «висяком». Голову ломать о мотивах разборки одних бандитов с другими никто ломать особенно не собирался.
Самый старый из прибывших милиционеров, приданных на всякий случай опергруппе из уголовки, старшина Коцубняк, ворочая трупы, одной фразой выразил общее настроение и мысли, которые владели и лейтенантами-уголовщиками, и рядовыми ментами из отдела:
— Та нэхай воны уси друг друга пэрэвбивають, бисовы диты!..
Никитин сидел в машине мрачный, злой, хотя прошло все примерно так, как он себе и предполагал. Ему не нравилось молчание, которое выдержал «овраг» до самого конца экзекуции. С таким молчанием, наверное, держали себя советские шпионы и партизаны в гестаповских застенках в прошлую мировую войну… Или это быдло и впрямь ничего не знает о том, почему и как умер капитан Аверин, последняя рабочая кличка которого была Шкипер… Но если и не знают — веселей от этого не становится.
— Когда у тебя следующая акция? — спросил он Коробова.
— Завтра, — ответил тот. — В Лужниках…
Глава одиннадцатая
Известие о расстреле ордынских бригадиров нашло Крестного утром следующего дня. Он все еще не отошел от рома, выпитого с Иваном на квартире у Павелецкого вокзала, в голове был легкий покачивающийся туман, а во рту — мерзкий, просто отвратительный вкус. Крестный долго и тупо искал сравнения, пока его не осенило: