Убийца, мой приятель (сборник)
Шрифт:
– Как ваше имя, сэр? – спросил аукционист.
– Манкюн.
– Адрес?
– Манкюн из Глазго.
– Благодарю вас за назначенную цену, сэр. Господа, мистер Манкюн из Глазго даёт по сорок фунтов за голову. Кто больше?
– Сорок один! – крикнул Штрелленгауз.
– Сорок пять! – ответил Манкюн.
Роли переменились. Теперь настала очередь Штрелленгауза набавлять по единицам, тогда как его соперник набавлял сразу по пять фунтов. Но, несмотря на это, Штрелленгауз продолжал упорствовать.
–
– Пятьдесят! – закричал Манкюн.
– Это – пара беглецов из сумасшедшего дома, – сердито прошептал Голлоуэй. – Будь я на месте Флинна, я попросил бы их показать, какие у них деньги.
Очевидно, та же мысль пришла и аукционисту, ибо он сказал:
– Извините, джентльмены, но в таких случаях просят вносить залог в обеспечение серьёзности намерений. Вы извините меня, господа, но я должен исполнять свои обязанности. Люди вы мне незнакомые…
– Сколько? – лаконично спросил Штрелленгауз.
– Скажем, пятьсот фунтов.
– Вот вам билет в тысячу.
– Вот ещё билет в тысячу фунтов, – заявил Манкюн.
– Это очень любезно с вашей стороны, джентльмены, – сказал аукционист, забирая билеты, – прямо даже приятно видеть такое оживлённое состязание. Мистер Манкюн назначил по пятьдесят фунтов за голову. Слово за вами, мистер Штрелленгауз.
Джек Флинн что-то прошептал аукционисту.
– Совершенно верно! – сказал аукционист и, обращаясь к покупателям, произнёс: – Джентльмены! Мистер Флинн, видя, что вы оба крупные покупатели, предлагает вам присоединить к торгуемой партии партию его брата, мистера Тома Флинна. В этой партии тоже семьдесят лошадей таких же качеств, как и лошади мистера Джека Флинна. Всех лошадей пойдёт, таким образом, сто сорок. Имеете ли вы какие-либо возражения, мистер Манкюн?
– Никаких.
– Вы, мистер Штрелленгауз?
– Мне это предложение очень нравится.
– Это великолепно, прямо великолепно! – воскликнул аукционист. – Итак, мистер Манкюн, вы предлагаете по пятьдесят фунтов за голову, имея в виду все сто сорок лошадей?
– Да, сэр.
Толпа шумно вздохнула. Сразу – семь тысяч фунтов! Такого в Дансло даже никогда не слыхали.
– Вы прибавите что-нибудь, мистер Штрелленгауз?
– Пятьдесят один.
– Пятьдесят пять.
– Пятьдесят шесть.
– Шестьдесят.
Присутствующие не хотели верить своим ушам. Голлоуэй стоял разинув рот и вытаращив глаза. Он ничего не понимал. Аукционист был принуждённо развязан, делая вид, что его эти цены не изумляют. Джек Флинн из Кильдара блаженно улыбался и потирал руки. Толпа пребывала в гробовом молчании.
– Шестьдесят один фунт! – сказал Штрелленгауз.
С самого начала торга он стоял неподвижно. На его круглом лице не было и признака волнения. Соперник его, напротив, волновался, глаза его сверкали, и он постоянно дёргал себя за бороду.
– Шестьдесят пять! –
– Шестьдесят шесть.
– Семьдесят!
Штрелленгауз молчал.
– Вы ничего не скажете, сэр? – обратился к нему аукционист.
Штрелленгауз пожал плечами:
– Я покупаю для другого, и я достиг предела своих полномочий. Если вы мне позволите послать телеграмму…
– К сожалению, сэр, это невозможно. Торг не может быть прерван.
– В таком случае лошади принадлежат этому джентльмену.
Он первый раз взглянул на своего соперника, и взгляды их скрестились, как две рапиры.
– Надеюсь увидеть этих лошадок, – добавил он.
– Я тоже надеюсь, что вы их увидите, – лукаво улыбаясь, ответил Манкюн.
И они, раскланявшись друг с другом, расстались. Штрелленгауз пошёл на телеграф, но ему пришлось долго прождать там, ибо его опередил Уорлингтон Доддс, который спешил отправить важное известие в Лондон.
Да, после долгих догадок и неопределённых умозаключений он вдруг понял смысл надвигающихся событий, которые так странно отразились в маленьком городке. Доддсу вспомнилось всё: и политические слухи, и имена, прочитанные им в газетах, и телеграммы… Он понял, почему эти иностранцы покупали лошадей по бешеным ценам. Да, он проник в тайну и твёрдо решил ею воспользоваться.
Уорнер, компаньон Доддса, разорённый, как и он, неудачными биржевыми сделками, был в этот самый день на лондонской бирже, но нашёл там мало утешения для себя. Бумаги стояли твёрдо, ибо европейскому миру ничто не угрожало и в мировой политике всё обстояло благополучно. Газетным сплетням никто не верил, и ни один биржевик не решался серьёзно играть на повышение или понижение.
Вернулся Уорнер к себе в контору после полудня. На столе лежала телеграмма из Дансло. О городе этом Уорнер никогда и слыхом не слыхивал. Он распечатал депешу. Она была от Доддса и написана шифром. Уорнер расшифровал её и прочитал следующее:
«Продавайте как можно скорее все французские и прусские бумаги. Продавайте без промедления».
На мгновение Уорнер усомнился. Что это такое мог узнать Доддс, сидя в каком-то медвежьем углу?
Но нет, Уорнер знал своего компаньона. По-пустому тот такой телеграммы бы не послал. Скрепя сердце Уорнер снова направился на биржу и начал жестокую кампанию на понижение французских и прусских бумаг. Обстоятельства ему благоприятствовали, ибо как раз в этот момент на бирже было очень крепкое настроение и недостатка в покупателях не было. Через два часа Уорнер вернулся к себе и подсчитал свои операции. Из этого подсчёта явствовало, что не далее как завтра он и Доддс или разорятся окончательно, или же получат огромные деньги. Всё зависело от Доддса. Весь вопрос, ошибся он или нет, посылая эту странную телеграмму.