Убийца наваждений
Шрифт:
Хвала богам, продолжалось это недолго. Демея вышла следом и ринулась в ту комнату, где хранила наворованные причиндалы для мины. Схватив грязную брезентовую сумку, она повернулась к Луджерефу с ликующей злорадной ухмылкой:
– Сейчас я это сделаю, Сурфей! Я до этого додумалась, и я это сделаю, тогда все увидят, что она ничтожество и бездарь! Такого она не ждет, верно?
– Верно. – Клетчаб слов нет как обрадовался. – Я о ней такого же мнения, госпожа, потому что балаболка она, финтифлюшка и дрянь-девка!
– И посредственность! – просияв, подтвердила Демея. – Ничего, когда все это разольется,
– Ни ума, ни воспитания! Я-то сразу понял, что эта Соймела вас недостойна.
– При чем тут моя дорогая маленькая Соймела?
Демея так вскинулась, что Луджереф невольно отступил.
– Так вы же, госпожа, сами только что ее ругали…
– Я не ругала мою Соймелу. Она дерзкая девчонка, но она еще признает мою правоту и перейдет на мою сторону.
– Стало быть, вы не о ней толковали?
– Не о ней… О ком я толковала? – в ее прозрачных светлых глазах появилось слегка удивленное выражение, а потом они на мгновение остекленели, и женщина стала как вылитая похожа на манекен, но после паузы продолжила: – Я это сделаю, чтобы каждая посредственность знала свое место! Я всех расставлю по местам…
– Уж непременно расставите, госпожа, – на всякий случай заверил ее Клетчаб медоточивым голосом, чтобы опять не психанула.
– Мне надо спешить, Сурфей. Собирать мину придется на месте. Займись Постояльцем.
Она устремилась к лазу.
Клетчаб припрятал в дальнем закутке, куда Соймеле не добраться, замшевые туфельки и сумку с обновками, после чего повел последнюю жертву, до сих пор пребывающую в дурманном полусне, в пещеру к подземной гадине. Не сомневайтесь, господа хорошие, старина Луджереф всех переиграет!
Едва он протиснулся в пещеру, волоча за собой, как на буксире, чахлого и безвольного лонварского ушнырка, в густой зловонной темени неглубокой ямы тяжело заворочались. Клетчаб нашарил лучом фонаря черный зев в гигантском панцире – это отверстие было величиной с окно средних размеров: оттуда, словно рогатая улитка из домика, уже высовывалось что-то бледное, мерзкое, шевелящееся… Раньше оно не показывалось на глаза до тех пор, пока не швырнешь пищу в яму, а теперь – нате-ка вам, с добрым утром!
Он толкнул жертву вперед, для верности дав пинка, и ее тут же сгребли толстые суставчатые лапы, а из зева выхлестнулся, разевая с тихим писком зубастые рты, целый пучок страшных человеко-змеиных голов на извивающихся белесых шеях. Вся эта пакость тут же набросилась на еду, наперегонки выдирая куски, высасывая кровь, чавкая, чмокая, торопливо и жадно насыщаясь.
Одна из голов, можно побиться об заклад, задержалась и поглядела на обмершего Клетчаба. Казалось, на тебя смотрит кто-то вроде бы разумный, но недобрый и нехороший. Аж ноги обмякли, но гадина через секунду присоединилась к своим товаркам – или, правильнее сказать, к остальным составляющим частям своего чудовищного организма.
Драпать надо, констатировал взмокший Клетчаб, протискиваясь в зазор меж фанерной перегородкой и стеной туннеля. Немедленно. Со всех ног.
Так он и сделал. Только перед этим собрал и рассовал по карманам деньжата, припрятанные в укромных уголках, чтобы с собой лишний раз не таскать. Что он тут забыл? Да ничего не забыл, господа хорошие!
Он
Все, что им оставалось, – это бежать за ищейкой, учуявшей близкое присутствие своего хозяина. К тому времени, как Темре вернулся к товарищам, морочанки уже след простыл. Даже если бы он не задержался около Джаверьены, Демею, вскочившую на подножку попутной машины, все равно бы потерял из виду. И где теперь ее искать? Хорошо, если в окрестностях.
Попетляв среди необитаемых домов, паучара вывел людей к склону Овечьей горки и вдоль него засеменил на юг, нетерпеливо натягивая поводок. Лапы, благодаря иллюзии Клесто выглядевшие собачьими, так и мелькали – сторонний наблюдатель не смог бы заметить, что их на самом деле не четыре, а шесть.
Темре на бегу озирался. Впрочем, вероятность того, что Демея вдруг попадется ему на глаза, была ничтожна мала.
Вначале предполагали, что убежище морочанки и беглого преступника находится в одной из построек неприживного района, однако паучара, миновав окраинные дома, устремился прямиком к заводу. Что ж, логично: полицейские патрули регулярно обходят это обезлюдевшее ветхое царство – «с целью выявления подозрительных явлений», как пишут в служебных документах, и тому, кто здесь незаконно поселится, придется быть начеку, играя с ними в прятки. Другое дело – какое-нибудь пустующее заводское сооружение.
«Бродячий кот» намотал поводок на руку, чтобы паучара не умчался ловить Клетчаба Луджерефа в одиночку. Он по-прежнему был мрачен по поводу перспектив этого предприятия – охотников много, а мышь-то одна! – но преследование его захватило и взбодрило. На плече у него висела сумка с ботинками для Соймелы.
За это спасибо Мервегусту: узнав о том, что заодно придется освобождать заложницу, которую треклятая парочка утащила прямо из дома, иллихеец посоветовал на всякий случай захватить для девушки практичную обувь.
«Вот что значит бывалый оперативник, – уважительно отметил про себя Темре. – А ведь не подсказал бы, и в голову бы не пришло…»
Съездив на квартиру к Сой, он нашел в прихожей пару демисезонных ботинок. Учитывая, куда завели их поиски, сделал он это ненапрасно. Поскольку ему следовало находиться в готовности к поединку с наваждением, обувку тащил Джел.
Уловив периферийным зрением объект, испускающий характерное сероватое свечение, он резко повернулся. Вдалеке за дождевой пеленой как будто ползет призрачный светляк… Она или нет?
– Дайте бинокль!
Инспектор Гурдо на ходу извлек из глубокого кармана плаща мощный полевой бинокль и протянул Темре. Убийца увидел Акробатку всего на мгновение – та завернула за грязный заколоченный дом и пропала из виду.
– Она там. Я пошел. Заберите отсюда Соймелу.
– Заберем, не волнуйся! – уже в спину ему крикнул Котяра.
Темре бегом бросился туда, где мелькнула Демея, – к россыпи заброшенных строений в низине на юго-востоке от Овечьей горки.
Ищейка тянула погоню в другую сторону, к холму. Склон был каменистый, голый, негусто заросший пучками пожелтелой травы. Кое-где рыже-коричневыми разводами выделялись участки раскисшей глины. Даже здесь ощущался острый запах лежалых морепродуктов, который мешался со смрадом гниющих отходов производства.