Убийца нужен…
Шрифт:
Кристиана вышла, чтобы позвонить по телефону насчет мастерской, а Мун быстренько передала Бебе все, что рассказала ей Дора о поездке с Даниелем и о визите к Лэнгару. Раз Бебе собирается подарить ей студию, он должен знать все…
Когда они с Кристианой сели в бьюик, Филипп рассказал ей все по порядку. Мун переедет завтра, а студию займет он сам. Филипп знал по опыту, что дела такого рода делаются сразу, единым махом или вообще не делаются.
Он вошел в студию, когда последние лучи заходящего солнца золотили огромную стеклянную дверь. Дора была дома одна и встретила Бебе с подчеркнутой, шумной нежностью.
Он дал ей выложить свою версию о путешествии
— Поехала бы ты с Лавердоном в Индокитай?
— Ты же знаешь, он не хочет…
— Мне надо, чтобы он поехал.
— Слушай, Бебе, он мне нравится, этот малый…
В этот вечер Бебе был готов переженить весь свет и всех обеспечить приданым. Он смягчился.
— Это в его интересах. Здесь он будет прозябать, постарайся убедить его в этом.
— А если не удастся?
— Ему ничего не будет. Расплачиваться будешь ты.
— Неужели ты не дашь мне наконец покоя?
— Нет, — спокойно сказал Филипп. В этот момент вошел Даниель. Дора заревела в голос. Она побежала вверх по лестнице, и длинные каштановые пряди били ее по спине. Не обращая внимания ни на нее, ни на Даниеля, Филипп подошел к окну, окрашенному вечерним солнцем в цвет охры. Ее сопротивление взбесило его. Дора была ему обязана решительно всем. Во время оккупации она служила в ателье мод, откуда ее взял к себе немецкий офицер. После этого она работала на радио. Пела жанровые песенки и соглашалась на то, от чего отказывались другие певицы. Она пела на празднике фашистского Добровольческого легиона, пела для немецкой «зимней помощи», пела в пропагандистских фильмах немецкой фирмы УФА. Освобождение застало ее в Германии. Она пела в кабаке, затем запуталась в каком-то темном деле, была арестована и перевезена во Францию. Суд приговорил ее к нескольким месяцам тюрьмы и поражению в гражданских правах. Она законтрактовалась на работу в Сайгонском дансинге и там встретилась с Бебе, начинавшим свое стремительное восхождение.
Филипп отлично знал, что Даниель ждет, чтобы он повернулся, но решил не спешить. В глубине души он еще питал смутную симпатию к ним обоим. Он предпочел бы, чтобы все обошлось по-хорошему, чтобы они уехали добровольно. Погибнут они или спасутся — это уже другое дело. Он, во всяком случае, старался предоставить им шанс на спасение, а не отделаться от них просто и грубо, как он умел. Они не хотели понять, что мешают ему, что, как обломки прошлого, мертвым грузом висят у него на ногах…
— Ты что, смеешься надо мной? — гаркнул Даниель.
Филипп повернулся. Ничего не поделаешь, чистку надо было довести до конца.
— Что ты сделал с Дорой? — спросил со сдержанным бешенством Даниель. Филипп пожал плечами.
— Пожалуйста, не разыгрывай рыцаря.
Они в упор смотрели друг на друга. Филиппу показалось, что у Даниеля появились развязный тон и повадки самоуверенного, прохвоста. Он вспомнил о том, что ему рассказала Мун. Лэнгар и Джо вскружили эту глупую голову, забили ее мечтами о реванше.
— С меня хватит, Бебе, выполнять твои капризы. Дора и я — мы свободные люди…
Звонкий смех Филиппа прервал его.
— Помолчи, Даниель. Ты, как всегда, ничего не понял. Послушай-ка лучше, что здесь пишут.
Он вынул из кармана пиджака газетную вырезку.
— Вот что один человек передал мне сегодня…
«Один Человек» — это был Кадус, по обыкновению превосходно информированный обо всем. Филипп начал читать вслух:
— «Кукурд, по телефону от нашего корреспондента. Вчера вечером в нашем городе появился некий Даниель Лавердон, известный дарнановец, в свое время приговоренный к смертной
— Ты стыдишься меня, — усмехнулся Даниель.
— Нет, Даниель. Я тебя жалею.
Филипп внимательно посмотрел на белокурого геркулеса, стоявшего перед ним. Лицо его было искажено яростью настолько, что показалось Филиппу изуродованным. Он понял, что должен отстегать Лавердона немедленно, не давая ему опомниться.
— Довольно ты изображал идиота, Даниель. Мне не хотелось бы, чтобы с тобой случилось несчастье.
— Особенно если оно будет связано с фамилией Ревельон!
— Фамилия Ревельон здесь ни при чем. Она никогда не будет связана с глупостями Даниеля Лавердона.
— Вспомни день нашего бегства из Парижа. Как ты был рад, когда тебе дали место в машине!
— Я выскочил из машины на площади Клиши, Даниель. Я даже не выехал из города, у меня не было ничего общего с охватившей вас всех истерией. Я думал, ты это понял за восемь лет.
Даниель был чуть выше Бебе и намного массивнее. Он подошел к нему вплотную, заглянул в серые глаза бывшего друга и отодвинулся. Бебе был сильнее его. Чтобы скрыть свое поражение, Даниель проворчал:
— Опять будешь уговаривать меня ехать в Индокитай?
— Ты оказал бы мне большую услугу.
— Так вот, можешь идти ко всем чертям!
— Благодарю за признательность.
— Ты только исполнил свой долг передо мной!
— Тебе заморочил голову Джо. Ты даже не знаешь, как он тебя ненавидит. Ладно, Даниель, успокойся. Давай поговорим. Что ты умеешь делать? Убивать различными способами, вот и все.
— А если я сам хочу жить?
— Не смеши меня. Ты просидел в тюрьме чуть не десять лет. Я вытащил тебя оттуда, и ты сразу же хочешь диктовать мне свои желания? Я должен угождать твоим вкусам, а ты будешь перебирать и морщиться? Ты забыл, что я имею право на твое повиновение.
— Ты мне не начальник!
— Начальник. Акула рвет сеть, в которую попадается мелкая рыбешка. Я разорвал сеть. Где бы ты был, если бы не я? Если бы не президентское помилование? Ты о нем забыл. А сейчас? Где бы ты был сейчас? В десантной школе? Но ты не хочешь идти на эту войну, она тебе не нравится. Ты хотел бы возобновить прошлую, ту, которую мы проиграли. Ты не в состоянии понять, что все это кончено, кончено совсем и никогда не вернется. Прошлое погребено, и воскресить его нельзя. В последний раз я говорю тебе это, Даниель. В последний раз. Не ожидая ответа, Филипп повернулся к Лавердону спиной и легкой походкой вышел из комнаты. Он сошел вниз, где его ждал Джо. Вторая часть сценария должна была разыгрываться в машине. Филипп сказал Джо, чтобы тот гнал вовсю. Ему не терпелось скорее похоронить Бебе. Никогда он не думал, что эта кличка будет так чудовищно его раздражать. И он вспомнил, что ее придумал Даниель.