Убийца поневоле
Шрифт:
Сэм ушел, бормоча себе под нос, что, мол, когда человек ничем не занят и целый день сидит у окна, ему приходят в голову всякие глупости…
Теперь, оставшись один, я мог спокойно и обстоятельно поразмыслить.
Я спросил себя: «На чем же ты строишь такое ужасное предположение? Давай посмотрим, какими фактами ты располагаешь». Явно было нарушено привычное течение жизни в квартире напротив моего окна.
1. Всю первую ночь во всех комнатах, кроме спальни, горел свет.
2. Вечером второго дня
3. Он не снял шляпу.
4. Она не вышла его встретить — я не видел ее с вечера, предшествовавшего той ночи, когда все время горел свет.
5. Он выпил, когда кончил укладывал ее сундук. И он трижды прикладывался к бутылке, как только сундук увезли.
6. Он был внутренне напряжен и возбужден и при этом настороженно оглядывал окна домов, выходящие во внутренний двор.
7. Он спал в гостиной и даже не заглянул к больной жене в спальню ни разу за всю ночь, предшествующую отправке сундука.
Очень хорошо. Если в ту, первую ночь он уже отправил больную жену куда-то на лечение, тогда автоматически снимаются первые четыре пункта, а пункты 5 и 6 выглядят несущественными и безобидными. Но когда мы доходим до пункта 7, то невольно возвращаемся к пункту 1.
Если ей стало плохо в ту первую ночь и ее увезли в больницу, то почему последнюю ночь он не провел в спальне? Сентиментальность? Едва ли. Две прекрасные кровати в спальне и только софа или неудобное кресло в гостиной. Почему он ночевал в гостиной, если ее отправили в больницу? Из чувства тоски и одиночества? Взрослому мужчине такое несвойственно. Тогда выходит, она все еще находилась в спальне.
Тем временем вернулся Сэм и доложил:
— Это дом номер 525 по Бенедикт-авеню. Квартиру на четвертом этаже занимают мистер и миссис Ларс Торвальд.
Я махнул рукой, давая понять, что Сэм свободен.
— Дает поручение, а потом даже выслушать не желает, — проворчал Сэм и удалился.
Я продолжал размышлять. Но если женщина находилась в последнюю ночь в спальне, то она не могла уехать на следующий день, потому что я не видел ее, как бывало прежде. Разве что она уехала очень рано вчера утром, когда я еще спал. Но в то утро я проснулся раньше обычного и уже сидел некоторое время у окна, когда он поднялся с софы в гостиной.
Значит, она могла уехать только накануне утром. Тогда почему же окно в спальне оставалось занавешенным, а постель неприбранной до сегодняшнего утра? Это свидетельствовало о том, что она не уехала, а находилась там. И вдруг сегодня, сразу после того, как был отправлен сундук, он вошел в спальню, поднял занавески, снял матрас и постельное белье, словно демонстрируя тем самым ее отсутствие. Все развивалось по какой-то безумной спирали.
Нет, здесь что-то явно не так. Все изменилось сразу после того, как был отправлен сундук…
Сундук.
Вот в
Я оглянулся на дверь, желая убедиться, что Сэм плотно прикрыл ее за собой. Моя рука застыла на минуту в нерешительности над телефонным аппаратом. Бойн — вот кто может дать мне совет. Он работал в отделе расследования убийств. По крайней мере, работал там, когда я видел его в последний раз. Я не хотел бы накликать на свою голову ораву полицейских. Не хотел бы вмешиваться в это дело больше, чем следует. Я вообще не хотел вмешиваться во что-то, если это возможно.
После двух неудачных попыток мне наконец удалось связаться с Бойном.
— Привет, Бойн! Говорит Хэл Джеффрис.
— Эй, где это вы прятались последние шестьдесят два года? — восторженно ответил тот.
— Мы поговорим об этом после. А сейчас я хочу, чтобы вы записали имя и адрес. Готовы? Ларс Торвальд. Пять двадцать пять, Бенедикт-авеню. Четвертый этаж, квартира в тыльной стороне здания. Записали?
— Четвертый этаж, квартира в тыльной стороне здания. Записал. Ну и что дальше?
— Надо расследовать. У меня твердое убеждение, что раскроете совершенное там убийство, если начнете копать. Мне известно немногое. В квартире жили муж и жена. А теперь остался только мужчина. Сегодня рано утром из квартиры был отправлен дорожный сундук. Если вам удастся отыскать кого-то, кто видел, как она уезжала!..
Когда я излагал версию случившегося вслух, и не кому-нибудь, а детективу, мне самому она показалась малоубедительной. Бойн отнесся к моему сообщению явно с сомнением:
— Да, но…
Но все-таки принял его к сведению. Я даже не стал сообщать ему какие-либо подробности и объяснять, на чем базируются мои подозрения, потому что он знал меня многие годы и не сомневался в моей надежности. Мне не хотелось, чтобы в мою комнату сбежалась целая свора сыщиков и копов, которые станут по очереди вести наблюдение из моего окна, да еще в такую жаркую погоду. Пусть заходят туда с фасада.
— Ладно, мы посмотрим, что там, — пообещал он. — Я потом сообщу вам.
Я положил трубку и снова сел наблюдать, предвидя дальнейшее развитие событий. Я мог наблюдать за квартирой, да и то только с тыльной стороны, а не с фасада. Мне не будет видно, как Бойн приступит к работе. Я смогу увидеть только результаты, и то если они будут.
За несколько часов ничего не случилось. Работа полиции проходила незаметно, как это и должно быть. По-прежнему в окнах четвертого этажа виднелась одинокая фигура мужчины, и, судя по всему, его никто пока не потревожил. Он не покидал квартиру и беспокойно бродил из комнаты в комнату, не задерживаясь подолгу на одном месте. Однажды я даже увидел, как он ест — на этот раз сидя, потом он побрился и даже попытался читать газету, но долго не выдержал.