Убийца с нежными глазами
Шрифт:
Она достала из кармана носовой платок и высморкалась.
— Простите, что заставила вас вернуться к этой трагедии. У меня никогда не было детей, но я понимаю, что нет ничего страшнее, чем потерять ребенка.
На ее лице на секунду появилось какое-то подобие улыбки:
— Знаете, что самое ужасное? Сознание того, что человек, который загубил пять невинных душ, провел в тюрьме каких-то несколько месяцев за непреднамеренное убийство. Знаете ли вы, сколько раз его задерживали за управление машиной в нетрезвом состоянии? Пятнадцать! Он заплатил множество штрафов, однажды его посадили на тридцать суток, но большую часть времени…
Мэрилин внезапно замолчала, затем продолжила другим тоном:
— Какого черта я об этом говорю? Ничего ведь уже не изменишь.
ГЛАВА 12
Я села в машину и постаралась расслабиться. Попыталась вспомнить, выпадал ли мне когда-нибудь разговор, после которого я чувствовала себя такой же измученной, — но и не смогла. «Даггетта нужно было убить», — сказала она. А, собственно, чему я удивляюсь? Трудно сказать, как бы я себя повела на ее месте…
Мне никак не удавалось собраться с мыслями. В принципе, антигуманность убийства для меня очевидна. Какие бы недостатки ни были у жертвы, убийство ничем нельзя оправдать, и, с моей точки зрения, наказание, назначенное преступнику, должно быть максимально суровым, чтобы хотя бы как-то компенсировать тяжесть совершенного им злодеяния. В случае с Даггеттом, правда, подобный взгляд на вещи, выглядел слишком уж упрощенным. Действительно, именно Даггетт потряс основы мироздания: по его вине погибли пять человек, так что его собственная смерть, какими бы обстоятельствами она ни объяснялась, вернула на место сместившуюся было земную ось, восстановив справедливость, так сказать, в соответствии с человеческой моралью. Я по-прежнему сомневалась, являлось ли желание Даггетта материально возместить причиненные им страдания искренним или же это было элементом какой-то игры. Единственный вывод, который я была в состоянии сделать, это то, что я вляпалась и у меня появилась роль, которую мне придется отыграть до конца, хотя и не представляла себе ясно, в чем эта роль заключалась.
Я включила двигатель и поехала домой. Небо вновь стали заволакивать тучи. Неожиданно рано начало темнеть, часы показывали четверть шестого, на горы опускались сумерки. Подъехав к дому, я остановилась, выключила зажигание. Бросила взгляд на темные окна своего жилища. Идти домой совсем не хотелось. После разговора с Мэрилин во мне накопилось слишком много отрицательных эмоций, и я пребывала в скверном расположении духа.
Чисто импульсивно я включила зажигание и нажала на газ. Тронувшись с места, я решила прокатиться до побережья, чтобы немного подышать свежим соленым воздухом с океана — может быть, прогулка у воды поможет мне снять напряжение.
«Фольксваген» я припарковала на одной из прибрежных муниципальных стоянок. С облегчением стянула с себя колготки, сняла туфли, бросила их вместе с сумочкой на заднее сиденье. Затем вылезла из машины, заперла ее, надела ветровку и, перейдя через велосипедную дорожку, вышла на берег. Издалека океан казался серебряным, однако набегавшие волны были грязно-коричневого цвета и выбрасывали на берег гальку. Берег выглядел совсем по-зимнему, крупные валуны были занесены песком почти полностью в результате сильных штормов последних дней. Чайки летали низко над водой, высматривая в белых бурунах волн что-нибудь съедобное.
Я медленно брела вдоль мокрой полоски песка, в спину мне ударяли сильные порывы ветра. Одинокий виндсерфингист под ярким зеленым парусом, вцепившись в гик, с трудом удерживал равновесие на перекатывавшихся валах. Его доска, рассекая волны, стремительно неслась к берегу. Два рыбацких бота пыхтя, двигались в сторону причала. Царило ощущение надвигающейся опасности — ее предвещал и яростный, с клочьями пены прибой, и стремительно темневшее небо. В нескольких сотнях метров от берега можно было видеть настоящие водяные горы, которые двигались с монотонной безжалостностью и изо всей своей страшной силы ударялись о волнорез, сотрясая его до основания. Каждый такой удар сопровождался мощным фонтаном брызг, взмывавшим над каменным бордюром на высоту нескольких метров.
Я подошла к верфи. Впереди береговая линия расширялась,
Я повернула назад и, сделав несколько шагов, остановилась, пытаясь определить свое местонахождение. Где-то в этой части гавани несколько дней назад прибило к берегу тело Даггетта. Место, где это произошло, показали в теленовостях, и я надеялась, что мне удастся его вычислить. Должно быть, где-то здесь, за стапелями, его и нашли. Чуть впереди и вправо от меня находилась детская площадка со всевозможными сооружениями и игрушками, огороженная сеткой территория с неглубоким бассейном.
В коротком сюжете, показанном по телевизору, была видна часть землечерпалки — она виднелась на заднем плане, чуть ближе — волнорез и нагромождение скал.
Я устала, ноги глубоко увязали в песке, но я упрямо продолжала идти, пытаясь найти то самое место. Наконец, все три запомнившихся мне элемента — волнорез, землечерпалка и скалы — расположились в том же порядке, как я видела, их на экране. Сухой песок здесь был утрамбован, виднелись следы от шин. Там, где волны накатывались на берег, все следы работы криминалистов были стерты. Выезжавшая к месту происшествия бригада, без сомнения, должна была провести хотя бы поверхностный осмотр. Я прочесала территорию без особой, правда, надежды обнаружить какие-нибудь «улики». Когда убивают человека в шторм, сбрасывая его, мертвецки пьяного, с весельной лодки в океан, шансы найти потом хоть что-нибудь, что могло бы помочь следствию, практически равны нулю. Что касается лодки, то ее довольно далеко снесло в сторону и, как сказал Джон, выбросило на берег неподалеку от пирса.
Я глубоко вдохнула пьянящий аромат моря, наблюдая за равномерно перекатывающимися волнами. Потом медленно повернулась, так, что океан оказался за моей спиной, а перед глазами появился бульвар, где виднелись домики мотеля. Даггетт погиб где-то между полуночью и пятью часами утра. Я стояла и размышляла, не попробовать ли мне поискать свидетелей. Интересно, принесут ли поиски хоть какой-нибудь результат?
Не исключено, конечно, что Даггетт сам отрезал веревку от лодки и без чьей-либо помощи отплыл от берега. Однако, если уровень алкоголя в крови составляет 0,35 процента, такой вариант развития событий кажется маловероятным. Когда же концентрация алкоголя достигает 0,40 процента, пьяный оказывается в состоянии глубокой анестезии, не способный ни к каким действиям, связанным с физическими усилиями, — например, к таким, как работа веслами. Впрочем, версия, что Даггетт, отплыв от берега, достал бутылку и нализался до бесчувствия, тоже имела право на существование, но я с трудом могла представить себе такую ситуацию. Я почему-то была уверена, что все время с ним был кто-то, кто терпеливо ждал своего часа, наблюдал и наконец дождался: схватив ничего не соображавшего Даггетта за ноги, резким движением столкнул его в воду: «Ну-ка, продемонстрируй нам сальто назад, Даггетт. Очень жаль, что ты его задавил. Тем хуже для тебя, приятель, — ты покойник!»
Я огляделась. Справа от меня в мусорном контейнере копался какой-то старый бродяга. Рядом с ним стояла тележка с расставленными на ней пластиковыми мешками. Я направилась к нему. Приблизившись, я увидела, что его кожа была почти серой от въевшейся грязи и шелушилась. Щеки, скулы были тронуты румянцем, то ли под воздействием солнечных лучей, то ли из-за регулярного употребления «Моген Дэвида» — дешевого крепленого вина, известного в среде местных алкоголиков как «Бешеная собака 20–20». Я бы дала ему лет семьдесят с небольшим. На бродяге в несколько слоев было намотано старье, кое-где превратившееся в труху и клочья. На голове у него была спортивная кепка, из-под которой виднелись свалявшиеся седые волосы, напоминавшие грязную половую тряпку. От него разило мускусом, как от старого бизона. Тело его источало тошнотворный запах, который чувствовался визуально — так волнами передают запах скунса в диснеевских фильмах.