Убийца шаманов

Теоли Валерий

Мы в относительной безопасности, и времени нам должно хватить для осуществления задуманного.

По пути к Лысому Холму мы вышли на поляну, где произошло побоище. Мне не по себе стало от открывшегося зрелища. На земле валяются изуродованные трупы троллей, изрубленные, избитые. Внутренности по воде плавают, вонь разносится на сотни метров. Блин, обошли бы. Вооружившись палками, перевернули с дюжину мертвяков. У всех, кого осмотрели, кровавые дорожки на лицах.

Группу Улук-Зула прокляли. Каким образом наложили проклятие сразу на всех, ума не приложу. Бал-Ар и Варк-Дан вон задаются аналогичным вопросом. Проклятие – вещь малого радиуса действия, оно, как правило,

налагается на одного, максимум – нескольких разумных. Для наложения на местность айгаты тратится океан. Столько и у Гал-Джина с учениками, вместе взятыми, нет. Амулеты верховного, имеющиеся у охранной дюжины сына вождя, против черного колдовства оказались бессильны. «Перегорели», не вынеся духовного давления.

Хм… неэкономно. Будь у колдуна энергии через край – стал бы он выбрасывать ее на массовое проклятие, если достаточно проклясть пятерку сильнейших троллей в отряде? Глупо.

Ну не верю, что колдун, напавший на улиточников, идиот. Впрочем, с такой силищей ему простительно. Думай, голова, думай! Выглядит бойня показательной расправой. Для кого показательной? Для нас. Дескать, не ходи туда, за сэккой, не надо. «Снег башка попадет, совсем мертвый будешь».

Вот и защитничек ведьмы, стоящий за пробуждением ведьмы из небытия, объявился. Не иначе, ее от нас защищает. На кой леший ему сдалась сэкка, при его-то возможностях? Определенно, он хочет сохранить ее, остановив нас. И заглушку наверняка он поставил. Почему не атаковал нас, если настолько крут? Причина заключается, скорее всего, в банальной нехватке сил на успешное уничтожение нашего отряда. То ли перестарался с Плачущей Смертью, то ли изначально проклятие – лишь трюк, ловкость рук, и никакого океана айгаты.

Ведьма – главное оружие нашего противника. Именно он настоящий игрок, не сэкка, какой бы умной она ни была. Значит, играть нам в итоге придется против него. Ох, духи лесов и гор, во что мы влипли?!

– Бал-Ар, – позвал я, притормозив, – разговор есть.

Ученик Трон-Ка оглянулся, нет ли кого поблизости, и подошел, рассыпав порошок широким взмахом и прошептав заклятие. На мгновение в воздухе повисла сероватая пелена колдовского барьера, глушащего звуки. Правильно, нам слушатели ни к чему, беседа конфиденциальная.

– Бал-Ар, Черные Трясины – те самые болота, граничащие со Змеиным болотом и лесами Черного Копья, верно?

– Те самые, Кан-Джай. – Вижу по хитрющей физиономии, тролль сообразил, к чему я клоню. – Они никому не принадлежат, и живут там чудища да колдуны.

– Кроме Черного Копья, из наших соседей никто не граничит с болотами, правильно?

– Да, верно. Хочешь сказать, черные подослали к нам шамана и он возродил ведьму?

Вариант, не спорю. Однако они знают, что им не поздоровится, заподозри мы их во вредительстве. Тут игра тоньше.

– Они посодействовали возрождению сэкки, скажем так. С улиточниками у Черного Копья границ нет, а есть с Огненным Жалом. Огненное Жало издавна точит клыки на леса наших дорогих союзников. И Водяных Крыс недолюбливает.

– Интересно, – задумчиво произнес ученик Трон-Ка. – Среди шаманов Жал не родился тот, кто бы наложил алархал. Древнее проклятие, опасное, трудно создать. О нем не знают колдуны озерников.

В точку. Плачущую Смерть навел тот, кто обретается на болотах. Или обучившийся проклятию у болотных колдунов шаман Черного Копья.

– Слушай внимательно, Бал-Ар…

Интерлюдия первая

Чуткий сон Гал-Джина прервался. Целительный транс, в коем шаман пребывал с момента ранения, крепко сковывал

его сознание, не давая сосредоточиться на проявлениях внешнего мира, и тащил в мир внутренний, наполненный теплотой и сладкой дремотой, свойственной ребенку в материнском лоне. Ему снилось прошлое. Вот он, молодой ученик почтенного Анг-Джина, лежит под ивой на речном берегу и улыбается, глядя на проплывающие по небу облака. В каждом из них он видит лицо любимой. А вот он с девушкой нежится под ласковыми лучами весеннего солнца и слушает трели птиц.

О чем думал тогда будущий верховный шаман Зеленых Улиток?! Ему нельзя было обнадеживать девчонку, но он не сумел пресечь ее попыток понравиться ему. Любовь избрала домом его сердце. Проклятая любовь, насланная злым духом, ибо как еще можно назвать ее, принесшую столько бед им обоим?

Он в ответе за совершенное зло. Отказав девушке, переступив через себя, задушив то греховное для любого Говорящего с Духами чувство, он бы избежал случившегося потом кошмара.

Он вынырнул из сонного омута в действительность хижины, под тусклый свет затухающего костра в центре комнаты и темницу стен, обитых звериными шкурами и кожей пресмыкающихся. В тишине ночи потрескивали дрова и слышалось собственное дыхание, в висках стучали каменные молоты.

Целитель ощущал чужое присутствие. Кто-то заинтересованно смотрел на него, невидимый и оттого внушающий страх и невольное уважение.

– Мейзо, – осипшим из-за пересохшего горла голосом позвал шаман.

Мальчишка дежурил сегодня у входа в хижину, выполняя все распоряжения учителя. Однако почему-то не отвечал. Неужто заснул? После тяжелого дня утомился, но спать… Выпил бы настойку девятисила – на то он и ученик лучшего целителя озерных племен.

Не дождавшись ответа, Гал-Джин повторил зов громче. Кто-то да отзовется. У его жилища вождь выставил четырех воинов из личной охранной дюжины. Не может быть, чтобы все внезапно оглохли или, того хуже, заснули. У них амулеты против сонных чар и морока из старых запасов шамана, лучших и у Гин-Джина не сыщешь.

Целитель прислушался к сторожевым вардам, расставленным у хижины и подвешенным под крышей. Два кольца сторожевых чар молчали, словно все в порядке. У жилища пятеро троллей, в комнате сам шаман – и никого. Почему же он чувствует на себе чужой взор?!

Чары подвели его со времен посвящения в верховного шамана всего дважды. В ту ночь, когда в деревню впервые пришла ведьма, и много раньше, при посещении его Желтоглазым… нет, он не хотел вспоминать.

На лбу Гал-Джина выступила испарина, он судорожно сглотнул образовавшийся в горле ком. Конечности прирастали слишком медленно. При резком движении раны угрожали открыться, и едва соединившиеся кости сломались бы. Проклиная собственную беспомощность, шаман пошевелил пальцами на руках и ногах, привстал в чане с целебным раствором и огляделся. Раны заныли тупой болью, приглушенной листьями мертвяковой травы.

В темном дальнем углу позади целителя тени сгущались в пятно мрака. Из темноты на тролля пронзительно взглянули пылающие желтым огнем глаза.

– Ты… – вырвалось у тролля, осевшего на дно чана.

Он знал – Желтоглазый придет опять. Как и в прошлый раз, чары молчали, и охрана не подозревала о присутствии чужака, точно прошедшего невидимкой мимо. Гал-Джин думал, не дух ли это неведомого могущественного колдуна, с такой легкостью тот миновал сторожевые ограды и ловушки. Нынче некому позаботиться должным образом о безопасности деревни, но при первой их встрече целитель был здоров, а по селению бродила свора охранных духов, позднее проглоченных ведьмой.