Убийца шута
Шрифт:
Вот тебе еще кое-что интересное, – снова заговорил Чейд. – Когда мои шпионы доложили, что у них нет новостей ни о бледном страннике, ни о тех торговцах, один спросил, не интересуют ли меня истории о других удивительно бледных людях. Когда я сказал, что интересуют, он поведал об убийстве на Королевском тракте четыре года назад. Там нашли два трупа, оба в чужеземной одежде. Их обнаружили королевские стражи во время обычного патрулирования. Парня забили дубинками насмерть. Рядом с ним нашли другое тело – жертву описали как молодую девушку, бледную как рыбье брюхо, с волосами цвета сосулек. Она тоже была мертва, но никто не учинил над ней насилия. Похоже, она умерла от какой-то изнуряющей болезни. Она была худой как скелет, но прожила дольше мужчины, судя по тому что пыталась перевязать его рану, оторвав полосы от своего плаща.
От этой истории меня почему-то пробрал озноб.
Может, она пряталась, когда на них напали. Это может оказаться ерундой.
Или наоборот. – Взвешенный тон Чейда предлагал мне поразмыслить. Малая толика сведений. – На ней были желтые сапоги. Как на твоей посланнице.
У меня волосы на голове зашевелились от беспокойства. Воспоминания о ночи Зимнего праздника снова ожили. Как Ревел описал посланницу? Руки белые как лед. Я решил, что они были обескровлены от холода. А если она была Белой? Но новость Чейда была об убийстве, случившемся четыре года назад. Моя посланница появилась три зимы назад. А его шпионы сообщили про еще одного посланца – или, возможно, двух – всего двадцать дней назад. Итак, возможно, это цепь посланников, возможно, Белых. Возможно, от Шута? Я хотел поразмыслить над этим в одиночку. Я не хотел, чтобы это оказалось правдой. Мысль о том, что я пропустил его послание, рвала мне сердце на части. Я отверг известие от него.
Или это может оказаться что-то, не имеющее никакого отношения ни к одному из нас, – ответил я Чейду.
Почему-то я в этом сомневаюсь. Но я теперь позволю тебе отправиться обратно в постель. Ты всегда делался раздражительным, если не высыпался.
Твоими стараниями, как правило, – парировал я, и Чейд, к пущей моей досаде, рассмеялся, прежде чем исчезнуть из моего разума.
Одна из свечей почти догорела. Я ее затушил. До утра осталось недолго; лучше уж зажечь еще одну, уснуть все равно уже не получится. Зачем Чейд вызвал меня при помощи Силы? Спросить о моих записях или подразнить крупицей новостей о чужеземных странниках, то ли связанных, то ли не связанных с Шутом? У меня было слишком мало сведений, чтобы размышлять, но в самый раз, чтобы бодрствовать. Возможно, мне стоит остаться за столом и вернуться к переводу; этой ночью мне точно не знать больше покоя, благодаря Чейду. Я медленно встал и огляделся. В комнате было грязно. Пустой бокал из-под бренди на столе, и два пера, которые я испортил прошлым вечером, когда точил. Надо бы тут прибраться. Я не пускал в свой кабинет слуг; я бы весьма удивился, узнав, что кто-то из них помимо Ревела в курсе того, как часто я пользуюсь этой комнатой. Я редко приходил сюда в дневное время или долгими вечерами – их мы делили с Молли. Нет. Здесь я прятался от беспокойных ночей, от тех периодов, когда меня покидал сон или беспощадно осаждали кошмары. И я всегда приходил сюда один. Чейд привил мне скрытность, и эта привычка меня так никогда и не покинула. Я был единственным хранителем этой комнаты в полузаброшенном крыле дома. Я приносил дрова и выносил пепел. Я подметал и мыл… ну, время от времени подметал и мыл. Комната сейчас отчаянно нуждалась в уборке, но я почему-то не мог собраться с силами, чтобы заняться этим.
Вместо этого я потянулся где стоял, потом замер с поднятыми над головой руками, не сводя глаз с меча Верити на каминной полке. Меч сделала Ходд, и она была лучшей из всех кузнецов, каких когда-либо знавал Олений замок. Она умерла, защищая короля Верити. Потом Верити отказался от человеческой жизни ради народа и вошел в своего дракона. Теперь он спал в камне, навсегда удалившись за пределы моей досягаемости. Внезапная острая боль потери была почти физической. Пришлось быстро выйти из комнаты – в тех стенах слишком многое соединяло меня с прошлым. Я позволил себе еще раз медленно обвести ее взглядом. Да. Здесь я хранил свое прошлое и все смущающие разум чувства, которые оно во мне пробуждало. Сюда я приходил, пытаясь разобраться в своей истории. И здесь я мог преградить ей путь, закрыв дверь на засов, чтобы вернуться к своей жизни с
И впервые я спросил себя – почему? Почему я все собрал здесь, подражая старым покоям Чейда в Оленьем замке, и почему приходил сюда в одинокие бессонные ночи, чтобы предаваться размышлениям о трагедиях и катастрофах, о том, что уже не исправить? Почему я не покинул эту комнату, не закрыл за собой дверь, чтобы больше никогда не возвращаться? Меня кольнуло чувство вины, и я схватился за него, как за кинжал, пытаясь разобраться: почему? Почему моим долгом стало вспоминать тех, кого я утратил, и по-прежнему их оплакивать? Я так отчаянно сражался, чтобы отвоевать собственную жизнь, и одержал триумфальную победу. Жизнь теперь была моей, она была в моих руках. И вот я стоял в комнате, заваленной пыльными свитками, испорченными перьями и напоминаниями о прошлом, в то время как наверху в одинокой теплой постели дремала та, что любила меня.
Взгляд мой упал на последний подарок Шута. Трехликая резная фигурка из камня памяти стояла на каминной полке. Когда бы я ни поднял глаза, работая за столом, наши с Шутом взгляды встречались. Я бросил вызов самому себе; медленно взял ее в руки. Я не трогал эту фигурку с того Зимнего праздника три зимы назад, когда услышал крик. Теперь я баюкал ее в ладонях и смотрел в резные глаза. Дрожь ужаса пробежала по моему телу, но я приложил палец к его лбу. Я «услышал» те же слова, которые он всегда говорил мне: «Мне никогда не хватало мудрости». Только и всего. Лишь эти прощальные слова, сказанные его голосом. Исцеление и рана одновременно. Я осторожно поставил фигурку обратно на каминную полку.
Я подошел к одному из двух высоких и узких окон. Отвел в сторону тяжелую штору и выглянул наружу. Вид на кухонный огород Ивового Леса был скромный, подходящий для комнаты писаря, но все равно милый. Ночь выдалась лунная, и жемчужный свет озарял листья и бутоны. Дорожки из белой гальки бежали между клумбами и как будто светились сами по себе. Я поднял глаза и посмотрел на то, что было за огородом. Позади величественного особняка, коим был Ивовый Лес, простирались луга, а в отдалении – поросшие лесом горы.
Летняя ночь была красивой, долина – спокойной, и овец выпустили попастись. Пятна побольше были взрослыми овцами, рядом с ними собирались подрастающие ягнята. В черном небе блестели звезды, сами чем-то похожие на разбредшуюся по пастбищу отару. Я не видел виноградников на холмах позади овечьего пастбища или Ивовой реки, которая струилась через владения, чтобы в конце концов соединиться с Оленьей. Называть Ивовую «рекой» было в каком-то смысле тщеславием, потому что в большинстве мест через нее и без труда проскакала бы лошадь, и все-таки летом она никогда не пересыхала. Ее щедрое и шумное течение поило всю плодородную маленькую долину. Ивовый Лес был мирным и спокойным имением, местом, где даже отошедший от дел убийца мог бы оттаять. Пусть я и сказал Чейду, что должен отправиться в город обсуждать цены на шерсть, на самом деле он был прав. Старый пастух Лин и трое его сыновей скорее терпели меня, чем полагались на мои слова; я очень многому у них научился, но настаивал на посещении поселка и разговорах с торговцем шерстью во многом из гордости. Лин будет сопровождать меня и своих сыновей, и, хотя мое рукопожатие может закрепить сделку, именно кивок Лина подскажет, когда протягивать руку.
Я вел очень хорошую жизнь. Когда подступала грусть, я знал, что дело не в моем настоящем, но лишь во тьме из прошлого. И унылые сожаления были всего-навсего воспоминаниями, бессильными меня ранить. Я подумал об этом и вдруг зевнул. Что ж, решил я, теперь можно и поспать.
Я позволил шторе опуститься на прежнее место и чихнул, когда с нее взлетело облако пыли. В самом деле, пора хорошенько прибраться в комнате. Но не этой ночью. Может, и не следующей. Возможно, сегодня я покину этот кабинет навсегда, закрою за собой дверь, и пусть прошлое развлекает само себя. Я поиграл с этой мыслью, как некоторые мужчины играют с дерзким замыслом бросить пить. Если бы я ушел, это пошло бы мне на пользу. Это было бы к лучшему для нас с Молли. Но я знал, что не сделаю этого. Я не мог сказать почему. Я медленно затушил пальцами оставшиеся свечи. Когда-нибудь, пообещал себе, зная, что лгу.
Когда я закрыл позади себя дверь, прохладная тьма коридора поглотила меня. Пол был холодным. По комнатам блуждал случайный сквознячок; я вздохнул. Ивовый Лес был беспорядочно построенным особняком, нуждавшимся в постоянном уходе и ремонте. Помещику Баджерлоку было некогда скучать. Я тихонько улыбнулся. Неужели мне хотелось, чтобы сегодняшний полуночный вызов Чейда оказался приказом убить кого-то? Куда лучше посвятить завтрашний день совещанию с Ревелом по поводу забившегося дымохода в гостиной.