Убийца

Келлерман Джонатан

Но я обратил внимание лишь на сам факт, а его интерпретацию отложил на попозже.

Ри прикусила губу.

– Я вот что хочу сказать, доктор. Чтобы вы не считали меня жестокой или сумасшедшей: я наломала дров, и я это понимаю, ясно? Во-первых, не надо было мне вообще уезжать. Во-вторых, раз уехала, не надо было задерживаться так надолго. Но Конни все твердила мне: все, мол, хорошо, и потом, это же был первый раз, когда мы – ну, то есть я и Конни – что-то делали вместе, понимаете? Мне понравилось. И не только из-за Рамблы,

что она под присмотром, но и потому, что я и Конни, мы… ну, короче.

– У вас было ощущение, что Рамбла сблизила вас с Конни?

– Мне так показалось. Потому что раньше мы никогда… она всегда давала мне понять, что я дура. Я знаю, что умная у нас она, но… И учиться, наверное, можно было получше, но мне так трудно все это давалось… Чтение, цифры. Да вообще все. Очень трудно. Я старалась, как могла, но у меня не получалось. И все равно, незачем ей было выставлять меня дурой.

Глаза у нее стали мокрые. Она стала качать Рамблу. Маленькая ручка подползла к ее косе, стиснула пальчиками.

– Она это любит. Мои волосы. Наверное, для нее это как страховочный трос, как вы думаете?

– Может быть.

– Ну, в общем…

– Вы надеялись, что впредь вы с Конни будете ближе.

– Потому что она вела себя по-другому. Теперь-то я знаю, что она притворялась, но тогда как я могла понять? Я человек доверчивый.

– Как – по-другому?

– Она обращала на меня внимание, доктор Делавэр. Говорила со мной, как со взрослой, как нормальной сестре и положено. И потом, когда я ей звонила и она говорила мне, что у Рамблы все прекрасно, а я заслужила каникулы и чтобы я развлекалась дальше, – мне казалось, что она и правда меня одобряет. Впервые в жизни.

– Это вас ободрило.

– Но я все равно виновата, знаю. Нельзя было так надолго бросать мою любимую детку. И еще, я вас все-таки обманула, доктор: она не прыгнула мне в руки сразу, как только меня увидела. Сначала она смотрела на меня с испугом, и вот когда сердце ушло у меня в пятки, и я подумала: «Ну, все, девочка, на этот раз ты облажалась по-крупному. Единственное, что у тебя в жизни было стоящего, и то ты испортила». В общем-то, она меня приняла, просто вела себя как-то очень тихо. Правда, недолго: полдня прошло, и она уже льнула ко мне вовсю, вот как сейчас.

Шери опустила взгляд на дочь.

– Держала меня за волосы, тоже как сейчас. Знаете, как газовая горелка: зажигаешь ее снова, и она горит, будто и не гасла.

И она поцеловала девочку в пухлую щечку.

– Я люблю тебя, люблю, люблю лапочку мою.

Рамбла пошевелилась. Открыла глаза. Лениво улыбнулась матери.

Увидев меня, она схватилась за Ри еще крепче и захныкала.

«Уровень привязанности соответствует возрасту. Тревожится, предполагая возможную разлуку? – тоже нормально».

– Я обычно даю ей что-нибудь пожевать, когда она проснется, – сказала Шери.

– Хорошая мысль.

* * *

Я

следил за тем, как Рамбла ест, стараясь держаться в стороне, не вмешиваться в ситуацию. Ри приготовила для девочки еду, разделив ее на мелкие порции и сопровождая процесс неизбежным комментарием:

– Все строго органическое, доктор Делавэр, никаких консервантов.

Наконец Рамбла позволила себе несколько раз подряд взглянуть в мою сторону. Я улыбнулся. На четвертый раз она ответила мне тем же. Тогда я встал и присел перед ней на корточки, так, что мое лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица.

Девочка взвизгнула и ухватилась за мать.

Я отошел.

Ри Сайкс сказала:

– Всё в порядке, крошка… извините, доктор Делавэр, она, наверное, еще не совсем проснулась.

«Нормальная реакция, абсолютно нормальная».

Великий утешитель.

Рамбла притихла, но на меня не смотрела.

Через пять минут она решилась взглянуть на картинку, которую я нарисовал. Улыбающаяся рожица, яркие краски.

Девочка просияла. Захихикала. Схватила листок, скомкала его, бросила на пол и решила, что это просто восхитительно смешно.

Следующие десять минут я сидел возле ее стульчика, и мы с ней веселились вместе.

Когда я встал, она помахала мне ручкой.

Я послал ей воздушный поцелуй. Она ответила тем же.

Я сказал:

– Пока, пока.

– Ака, ака. – Пухленькая ладошка накрыла ротик, потом задорно помахала мне.

Я вышел в комнату.

– Что теперь? – спросила Ри.

– Ничего. Я видел достаточно.

Пожав ей руку, я вышел.

* * *

Вечером того же дня я написал отчет. Самый короткий из всех, что мне доводилось когда-либо посылать судье.

Первое предложение гласило: «Эта нормально упитанная, по возрасту развитая девочка шестнадцати месяцев от роду является объектом тяжбы между ее биологической матерью и теткой по материнской линии о присуждении опеки над ней».

Последнее предложение гласило: «Нет никаких причин, ни психологического, ни юридического характера, которые требовали бы изменения статуса ребенка. В связи с чем настоятельно рекомендую в иске доктору Констанции Сайкс отказать».

И еще пара абзацев между. Ничего такого, чего нельзя было бы сделать без докторской степени, но образование – это то, за что мне платят.

* * *

Через неделю после того, как отчет с моими изысканиями был направлен Нэнси Маэстро, я вернулся с утренней пробежки домой и обнаружил у себя на террасе Конни Сайкс – она сидела на плетеном стуле из тех, которые мы с Робин регулярно оставляем там на случай, если кому-то из нас захочется полюбоваться солнцем, встающим из-за деревьев.

Утро было теплое; я вспотел, запыхался, на мне были шорты и майка без рукавов.

– Отличная мускулатура, доктор, – сказала она.