Шрифт:
УБИЙЦЫ
– Значит, так. По основным линиям никаких разногласий. Принцип единогласия, как в Совете Безопасности!
Хозяин кабинета пристукнул левой большой ладонью с раздвинутыми пальцами пухлую пачку бумаг и, осанистый, почти дородный, удовлетворенно откинулся в кресле - оно крякнуло и немного отъехало от стола. Гость вынул сигареты, хозяин тоже; до того не курили.
- Предпочтите мои. Английские. Легкий табак.
- Попробую, - согласился гость.
Хозяин чиркнул спичкой.
-
– Абсолютно. Как минимум. И еще остается резервный сброс.
- Отсюда исходим. Подытожили эту позицию. В первую голову. А в другую голову...- Он еле заметно усмехнулся.
– Опасения высказывались. И не скрою - серьезные, прежде всего - сметные. Отпадают: встретим во всеоружии, экономия против прикидок бесспорна. То, что мы подсчитали... признаюсь - даже не ждал. Ну, как табачок?
- Неплох. В самом деле.
- У нас английских полно тут.
- Я читал где-то, Василий Матвеевич, в фантастическом романе, не запоминаю авторов, что люди будущего скинут излишек воды в пространство, в космос: я надеюсь, что прежде они точно взвесят нужду земли. Всю жажду ее. Я ведь сам,- улыбнулся и гость, будто посмеиваясь над собой, - вырос в местности, где каждая капля на счету. Как благословенье. Иначе, может, и не пошел бы в гидрологи.
– Суть в том, - сказал Василий Матвеевич,- что вода будет. Воды хватит. Asses d'eau.
- Это кто сказал? Потемкин?
- Адмирал Дерибас, неаполитанец. Или этот, дюк. Де Ришелье. Светлейший. Таврический - тот бы попросту, по-русски.
- Думаю, никто не сказал. Острослов перевернул слово Одесса. И вышла легенда об основании города: стройте, воды достаточно. Пахнет же Одесса, если поверить историкам, куда легендарнее: Одиссеем.
- У нас легенда,- Василий Матвеевич смял в пепельнице сигарету,- всем легендам легенда! Такое сейчас развернем! Города-спутники в пятнадцати-двадцати километрах. Говорят - кое-что построили, и сам порой сознаешь - город из праха. Я ведь перед демобилизацией ("брюха тогда не таскал",- опять усмехнулся он) тут и заканчивал службу. Так что всё на моих глазах... А вижу: настала пора строить так, как не строили мы раньше,- чтобы завтрашний человек сказал: хорошо! Подумать: для кого строим? Завтрашний человек! Человек коммунизма! Эх, Сергей Иваныч, вот когда приезжай опять!..
- Позовете?
- Обязательно! Теперь и сам в долю к нам вошел. Так что хочешь - не хочешь...
Он, скрипнув креслом, встал, шагнул к окну.
– Архитектурные комплексы, вписанные в дуги бухт. В весь рельеф - он зазеленеет, желтизну эту мертвую - к чертовой бабушке раз и навсегда. Вот она - вода! Asses d'eau.
- Что такое видно там?- спросил Сергей Иванович.
- Где?
- Серая пирамидка. Вдали, на самом краю.
- На той вон гряде? Часовня.
- Непохоже.
- Часовня старого братского кладбища. Не был? Стоит осмотреть. Хоть завтра и съездим.
И, прощаясь, напомнил:
- Так в три. В конференц-зале. Все отцы города.
- Вечером, я полагал...
- Нет, прошу, вечером - ко мне. Жена зовет, потребовала - приведи, познакомь. Безо всяких!.. А там, завтра, и восвояси, как угодно - хоть поездом, хоть самолетом. Еще и съездим... Ну, спасибо. До трех!
На бульваре Сергей Иванович с наслаждением пошел к морю. Оно плескалось мелкими частыми, травяно-зелеными, в иголках искорок язычками, вблизи возникало бормотанье, всхлипыванье, вода вспухала и опадала с сосущим звуком среди груд камней в скользкой бахроме. Остро и гнило пахло водорослями. Сергей Иванович остановился без дум, без мыслей; какое-то особенное счастливое спокойствие наполняло его. Теперь, когда они отошли,- завершено, достигнуто то, ради чего он здесь,- стало ясно, чем были эти недели, страдные дни от зари до зари и ночи за расчетами. Но не было свинцовой усталости. Была легкость. Ветер подсвистывал у бурых опорных стен возле набережной, подхватывал охапки листьев и, поиграв ими, швырял на пустынную брусчатку и на асфальт, к троллейбусным остановкам, точно один он и существовал тут. Город обезлюдел - продут, проветрен, отчищен, выметен разгулом осени. Светило ярчайшее солнце.
- Товарищ Бодров! (он не сразу расслышал). Сергей Иваныч!
Придерживая платок на голове, в короткой серой юбке, в жакете с квадратными плечами бежала к нему женщина, улыбаясь, отчего лицо ее, дочерна загорелое, лучилось густой старческой сетью морщинок,- Анюта, Анна Степановна, жена теодолитчика поисковой партии,
- Что вы неприкаянный какой, Сергей Иваныч?- сказала она, с радостной лукавинкой глядя на него снизу вверх, и робко, материнским движением коснулась его локтя.
– Или собрались куда?
– Никуда не собрался, Анна Степановна,- живо ответил Бодров. Он видел, что она непритворна рада, застенчивой и вместе покровительственной радостью, встрече с ним, и ему стало хорошо, приятно, весело, что и она очутилась на бульваре. Он посмотрел на часы: половина одиннадцатого.
– Знаете что?
– внезапно предложил он.
– Рано поднялся, голоден как волк. Вот отлично: вместе позавтракаемте. Я давно собирался чебуреки...
- Какой завтрак, скоро обед, а я еще не готовила...
- Ни за что не отпущу! Раз встретились. На скорую руку!
- Только обедать - уж к нам. Милости просим. Юрию нежданность!
Чебуречная называлась "Прибой". Столики почти все пусты, запахи моря гуляли над ними. Под тентом было прохладно. Анюта незаметно, зябко приподняла воротник жакета.
- Холодно, пошли в другое место,- сказал Сергей Иванович.
- Что за холодно! Вы лишек на меня не смотрите. Да вон и Таня здесь. Она нам скоро. Таня!
- Тетя Анюта!
Прямо весь город у нее - в знакомых! И это тоже нравилось Бодрову. Белокурая, высокогрудая, молоденькая официантка с послушной готовностью внимала строгому обстоятельному наказу о двух порциях чебуреков.