Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)
Шрифт:
Теперь все это кажется набором непоследовательных и бессвязных слов. Нам вовсе не известно, что «утопленнику» требуется провести под водой от шести до десяти дней, чтобы разложиться до той степени, которая позволит ему всплыть на поверхность. И наука, и человеческий опыт говорят о том, что время, необходимое для всплытия тела, определить невозможно. Если сверх того тело всплыло после пушечной стрельбы, оно не погрузится снова под воду до тех пор, пока не разложится настолько, что газы выйдут из него. Но я хочу привлечь ваше внимание к указанной разнице между «утопленником» и «трупом, брошенным в воду сразу после убийства». Автор хоть и понимает различие, тем не менее включает их в одну категорию. Я уже рассказал о том, каким образом тело тонущего становится тяжелее соответствующего объема воды, и что оно вовсе не утонет, если исключить барахтанье, при котором над водой поднимаются руки, и попытки вдохнуть под водой, из-за чего место воздуха в легких занимает вода. В случае «трупа, брошенного в воду сразу после убийства» о барахтанье и дыхании речь, конечно же, не идет, то есть, такое тело, как правило, всегда остается на плаву. Похоже, что с этим фактом «Этуаль» не знакома. Когда разложение достигает значительной степени (когда большие части плоти отстают от костей), тогда тело действительно скрывается под водой, но не раньше.
Что же нам делать с утверждением, что найденное тело не может быть телом Мари Роже потому, что со дня ее исчезновения прошло всего трое суток, а его
«Но, – заявляет «Этуаль», – если тело в подобном изувеченном виде до ночи со вторника на среду пролежало на берегу, там должны были остаться какие-то следы убийц». Тут даже трудно сходу определить, что автор хотел этим сказать. Похоже, он намеревается предвосхитить возражение, которое может вызвать его версия, viz [40] : то, что тело два дня пролежало на берегу, претерпевая быстрое разложение… Более быстрое, чем если бы оно находилось в воде. Он предполагает, что, если бы это действительно было так, тело могло всплыть в среду, и думает, что только при таких обстоятельствах это могло произойти. Соответственно, он поспешил доказать, что тело не лежало на берегу: видите ли, в таком случае «там должны были остаться какие-то следы убийц». Я думаю, ваша улыбка вызвана этим sequitur [41] . Вы не можете понять, каким образом продолжительность нахождения трупа на берегу может приумножить следы убийц. Я – тоже.
40
А именно (лат.).
41
Следственная связь (лат.).
«И более того, – продолжает наша газета, – очень маловероятно, чтобы те нелюди, которые совершили это убийство, бросили тело своей жертвы в воду, не привязав к нему какой-либо груз, если принять эту меру предосторожности не составляло никакого труда». Обратите внимание на смехотворную путаницу в мыслях. Никто, даже сама «Этуаль» не сомневается, что найденное тело принадлежит жертве убийства, ибо следы насилия слишком очевидны. Наш мыслитель преследует лишь одну цель: убедить читателей, что найденное тело – это не Мари. Он хочет доказать, что Мари не убита, а не то, что найденный труп не является жертвой убийства. Тем не менее его замечание доказывает исключительно последний пункт. Мы имеем труп, к которому не прикреплен груз. Убийцы, бросая его в воду, сделали бы это непременно. Отсюда вывод: он не был брошен в воду убийцами. Если это предложение и доказывает что-нибудь, то только это. Вопрос об установлении личности даже не ставится, и «Этуаль» теперь старается изо всех сил, чтобы опровергнуть свои же собственные выводы, сделанные секунду назад. «Мы совершенно уверены, – говорится здесь, – что найденная женщина была убита».
И это не единственный пример того, как автор невольно вступает в противоречие со своими же собственными словами, даже в этой части рассуждений. Его очевидная цель, как я уже сказал, – как можно сильнее уменьшить временной промежуток между исчезновением Мари и обнаружением трупа. И в то же время он уделяет особое внимание тому, что никто не видел девушку после того, как она покинула дом матери. «Мы и не знаем наверняка, была ли Мари Роже все еще на этом свете после девяти часов в воскресенье двадцать второго июня». Раз уж его доводы настолько ex parte, ему бы следовало, по крайней мере, вообще не касаться этого обстоятельства, поскольку, если бы сыскался кто-нибудь, кто видел Мари, скажем, в понедельник или во вторник, промежуток этот сократился бы значительно, и это, согласно его же логике, заметно уменьшило бы вероятность того, что обнаруженный труп действительно является телом гризетки из парфюмерного магазина. Все же довольно забавно наблюдать за тем, как «Этуаль» настаивает на этой подробности, искренне полагая, что может этим подкрепить общий ход своих рассуждений.
Давайте теперь внимательно рассмотрим ту часть статьи, в которой говорится, как Бове проводил опознание тела. Что касается волосков на руке, тут «Этуаль» явно хитрит. Месье Бове не идиот, он не стал бы считать наличие волосков на руке приметой, по которой можно опознать труп. Не бывает рук, полностью лишенных волос. Неопределенность выражения, использованного «Этуаль», является всего лишь искажением слов, произнесенных свидетелем. Должно быть, он говорил о каком-то особенном свойстве этих волосков: о необычном цвете, о густоте, длине, об их расположении или о чем-то другом в этом роде.
«У нее, – пишет газета, – маленькие ступни. Но есть тысячи ступней такого же размера. Подвязка ее и вовсе не может служить доказательством, как и туфли. То же самое можно сказать и о цветах на шляпке. Месье Бове особенно выделяет, что застежка у нее на подвязке была подогнана под ее размер. Но это тоже ничего не значит, потому что большинство женщин предпочитают не примерять подвязки в магазине, а подшивать под свой размер дома». Трудно предположить, что в данном случае автор статьи пишет искренне. Если бы месье Бове, разыскивая тело Мари, обнаружил труп девушки, похожей на нее размером и внешним видом, он уже имел бы право посчитать (не касаясь вопроса ее одежды), что его поиски увенчались успехом. Если, вдобавок к общему размеру и виду, он еще и увидел на ее руке какие-то особенные волоски, такие же, какие видел на живой Мари, его уверенность только усилилась бы, и сила уверенности вполне могла находиться в зависимости от того, насколько характерны или необычны были эти волоски. Если ступни у Мари были маленькие и ступни трупа оказались такими же маленькими, степень вероятности того, что найденное тело и есть Мари, увеличилась бы не в арифметической, а в геометрической прогрессии или кумулятивно. Добавьте к этому туфли, такие же, как те, что были на ней в день исчезновения. Хоть туфли эти и «поступают в продажу партиями», их наличие возводит вероятность в степень уверенности. То, что само по себе не является особой приметой, в совокупности с другими подробностями становится верным доказательством. А если вспомнить и цветы на шляпке, такие же, как носила пропавшая девушка, этим доказательство можно и ограничить. Если бы там был только один цветок, и этого было бы достаточно, но каждый последующий не прибавляет дополнительное очко уже существующей уверенности, а умножает ее в сотни, тысячи раз. Кроме того, на трупе обнаруживаются еще и подвязки, точно такие же, как те, что носила Мари при жизни. Искать дополнительные доказательства просто глупо! Но подвязки эти ко всему еще и имеют застежки, подогнанные по ноге таким же способом, как это сделала Мари незадолго до выхода из дома. Продолжать и после этого сомневаться – либо безумство, либо лицемерие. То, что «Этуаль» не придает значения подшитым застежкам на подвязках, говорит только о том, что газета упорно не желает расставаться со своей ошибкой. Застежки на подвязках крепятся на растягивающейся основе, это уже само по себе указывает на необычность того, что их пришлось укорачивать. То, что сделано так, чтобы садиться по размеру,
42
По обследованию умственных способностей (лат.).
43
«Всякая теория, основанная на качествах явления, не позволит ему раскрыться в соответствии с его целями, и тот, кто будет распределять события относительно их причин, не сможет оценивать их в соответствии с тем, к каким результатам они привели. Таким образом, законоведение любой страны показывает, что закон, приобретая черты науки и системы, перестает быть справедливым. Об ошибках, к которым слепое следование принципам классификации приводит общее право, свидетельствует то, как часто законодательные органы вынуждены восстанавливать справедливость, нарушенную созданной ими же системой». Лендор. (Примеч. авт.)
Что касается оскорбительных намеков в адрес Бове, все их можно отмести разом. Вам, очевидно, уже ясен характер этого доброго человека. Это дотошный мужчина, у которого в голове много романтики, но мало ума. Любой человек такого склада в подобных необычных обстоятельствах повел бы себя так же и навлек бы на себя подозрение со стороны излишне проницательных или предвзято относящихся к нему. Месье Бове (как явствует из ваших записей) несколько раз беседовал с журналистом из «Этуаль» и задел его своей уверенностью в том, что этот труп, вопреки точке зрения самого журналиста, вне всякого сомнения, является трупом Мари. «Он упорно настаивает на том, что это труп Мари, – говорится в газете, – но не может в подтверждение своих слов привести ни одного действительно убедительного доказательства, кроме тех, о которых мы уже рассказывали». Так вот, если не вспоминать лишний раз о том, что более «убедительного» доказательства, которое он уже привел, не требуется, можно заметить, что вполне понятно, почему человек в подобных обстоятельствах совершенно убежден в своей правоте, но не может высказать причин своей убежденности, которые могли бы заставить так же поверить в это кого-то другого. Нет ничего более трудноопределимого, чем образ другого человека, который рождается у нас в сознании. Любой человек узнает соседа, но почти никогда не может четко выразить, по каким именно критериям происходит это «узнавание». Журналист из «Этуаль» не имел права упрекать месье Бове в безосновательности его убежденности.
Его якобы подозрительное поведение намного проще объяснить моим предположением о романтической дотошности, чем виновностью перед законом, в которой его подозревает автор статьи в «Этуаль». Приняв более благосклонную позицию, мы легко объясним и розу в замочной скважине, и имя Мари на грифельной доске, и «оттеснение на второй план всех родственников мужского пола», и то, что он якобы добивается, «чтобы никто из родных убитой не увидел тела», и его предостережение мадам Б. не разговаривать с жандармом до его (Бове) возвращения, и, наконец, его откровенное стремление к тому, чтобы «никто кроме него не принимал участия в расследовании». По-моему, вполне очевидно, что Бове был поклонником Мари, что она кокетничала с ним и что он хотел создать впечатление, будто у них были близкие отношения, и он пользовался ее полным доверием. На этом данный вопрос я закрою, и, поскольку факты полностью опровергают заявление «Этуаль» насчет безразличия со стороны матери и остальных родственников – безразличия, несообразного с их предполагаемой уверенностью в том, что убитая и есть девушка из парфюмерной лавки, – в дальнейшем можно будет считать, что личность трупа установлена.
– А что вы думаете о взглядах «Коммерсьель»? – спросил я.
– То, что они заслуживают намного большего внимания, чем все прочие, высказанные об этом деле. Ее логические выводы на основании различных предпосылок умны и точны, однако, по меньшей мере, в двух примерах предпосылки эти сами основаны на неточных наблюдениях. «Коммерсьель» приходит к выводу, что Мари рядом с домом матери попала в руки банде отпетых негодяев. «Невозможно, – замечает она, – чтобы кто-либо настолько известный, как эта молодая женщина, прошел три квартала и совершенно никем не был замечен». Так может считать лишь человек, который давно живет в Париже, светский человек, передвижение по городу которого в основном происходит в поле зрения общественных мест. Он понимает, что для него почти невозможно пройти мимо дюжины сотрудников из его же конторы, чтобы при этом его не узнали и не приветствовали. Думая о собственном круге знакомств и о том, насколько он известен другим, автор этой статьи, ставя на один уровень собственную узнаваемость с узнаваемостью девушки из парфюмерного магазинчика, не видит между ними большой разницы и тут же приходит к выводу, что ее на улице должны были узнавать так же, как и его. Об этом можно было бы говорить, если бы она, как и он, всегда перемещалась по улицам одним маршрутом и в одно и то же время. Ему привычно ходить через одинаковые промежутки времени внутри ограниченной территории, где полным-полно сотрудников, ожидающих его появления. Но с большой долей вероятности можно предположить, что перемещения Мари были хаотичны. В тот раз, вероятнее всего, она отправилась наименее привычным для себя маршрутом. Параллель, которая, судя по всему, существует в мыслях журналиста «Коммерсьель», имела бы право на существование в том случае, если бы речь шла о пересечении ими обоими всего города. Тогда, при условии что степень узнаваемости обоих уравнена, шансы на то, что их узнало бы примерно одинаковое количество людей тоже примерно уравнялись бы. Со своей стороны, я бы считал не просто возможным, а очень даже вероятным то, что Мари в любое время могла пройти по одному из многочисленных маршрутов от своего дома до дома тети и не встретить при этом ни одного знакомого или человека, который знал бы ее. Рассматривая этот вопрос в общем и полном свете, нам необходимо помнить о колоссальной диспропорции между кругом знакомств даже самой большой парижской знаменитости и общим числом парижан.
Конец ознакомительного фрагмента.