Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Ей даже не было стыдно. Обессилев, она откинулась на спинку стула.
— София! — в отчаянии вскричал Теодор, позабыв о насмешках и упрямстве. — Вы больны? Я могу вам помочь? Что с вами такое?
— Оставь меня в покое... просто оставь меня... — простонала она едва слышно.
Он поспешно встал, подошел к ней, положил руку ей на лоб так, как это делала она, когда выхаживала Жана-Альберта.
— Если бы я только хоть что-нибудь понимал в искусстве врачевания... — с сожалением сказал он.
Она оттолкнула его.
— Замолчи! — крикнула она, и почувствовала
София шла по давно знакомой дороге от дома Гуслинов к королевскому дворцу. Раньше этот путь давался ей легко, но сегодня ей с трудом удавалось передвигать ноги, чтобы нести вдруг отяжелевшее тело. Белый чепчик стягивал голову свинцовым кольцом, а невыносимое солнце палило изо всех сил, превращая Париж в котел, в котором варились сгнившие ингредиенты, источая сильную вонь. Дома, как печи, накапливали жар и выпускали его во мраке ночи.
София много раз останавливалась, пугаясь черных точек, которые, как мухи, появлялись у нее перед глазами, как предвестники беспамятства, в которое она бы с радостью погрузилась. Темнота сулила ей облегчение и утешение, но и пугала ее.
Потому что если ее застанут в таком состоянии — прежде всего в доме мужа, — внимательный глаз Изидоры, даже если он у нее всего один, тотчас же определит ее состояние. Она должна встретиться с братом Герином прежде, чем весь мир узнает о ее позоре!
София с трудом пробиралась сквозь толпу на мосту через Сену, но в то же время и не замечала ее. Она не видела ни торговцев, ни ювелира, которой работал на своей наковальне, ни носильщика, наполнявшего тачку. Она едва не споткнулась о нищенку, которая просила милостыню, но не расслышала ругани, которой та разразилась ей вслед. Она почувствовала облегчение только когда поняла, что достигла цели.
Софию сразу же пропустили к брату Герину, потому что ее лицо, хотя и распухло, всем было знакомо. Несмотря на то что он больше не приглашал ее к себе после того вечера в Суассоне, никто не удивился, что она понадобилась ему сегодня. Возможно, кто-то посмотрел на нее с удивлением, поскольку она шла не проворно и прямо, как обычно, а тяжело и пошатываясь, будто ребенок, которого она носила, был тяжелым, как взрослый человек.
«Может, это потому, — подумала София, — что он зачат в грехе. Может, маленький человечек, который находился в семени Герина и теперь крепко засел в ее теле, чтобы там расти, проклят родиться инвалидом или эпилептиком. Люди считали, что так должно произойти с любым, кто был зачат в результате измены».
Когда она наконец оказалась перед братом Герином, то от длительной ходьбы и изнуряющей жары напрочь забыла все, что хотела сказать ему. Она даже не подождала его приветствия, мечтая только о том, чтобы он предложил ей холодной воды.
Он не сделал ни того, ни другого.
— Я надеялся, — ворчливо сказал он, — что у вас хватит такта больше не показываться мне на глаза.
Она упала на колени. Головокружение прошло, остался только шум в ушах. Казалось, это вызвал один только его взгляд, полный скуки, отвращения и стыда.
Она
— Вы должны помочь мне... пожалуйста, помогите! — взмолилась она, запинаясь, уверенная в том, что врожденная проницательность позволит ему самому догадаться о ее состоянии.
— Встаньте! — прошипел он. — Поймите, как стыдно будет, если передо мной увидят такую женщину, как вы, передо мной, ближайшим советником короля!
Она стояла на четвереньках, как животное, опираясь руками в пол.
— Я-то думала, что вы больше не хотите быть им! — сказала она. — Разве вы не проклинали свою должность в последний раз, когда я вас видела?
— О, да замолчите вы! — сказал он. — Я никогда не откажусь от того, что имею. Как только закончится история с Изамбур, король снова начнет мне полностью доверять. А вы убирайтесь отсюда и не вздумайте напоминать мне о минуте слабости!
Она раскрыла рот, чтобы сказать, что ждет ребенка, который может быть только от него, поскольку Бертран даже не прикасался к ней. Но не успела она начать, как под его напряженным, недовольным взглядом из головы вылетели все разумные слова, будто она поняла, что он их все равно не услышит.
Тогда из ее груди вырвался пронзительный, отчаянный крик. Она и подумать не могла, что способна так кричать.
— О боже, София де Гуслин! — вскричал брат Герин. — Почему вы ведете себя как безумная? Это вам не идет! Это не вы!
Он был прав. С тех пор как София носила ребенка, она чувствовала себя будто в чужой шкуре. Она тщательно продумала, что и как ему скажет, но теперь могла только пронзительно кричать, а потом разрыдалась:
— Не прогоняйте меня! Только не прогоняйте меня! Вы нужны мне!
Он не смотрел на нее, отказавшись воспользоваться своей наблюдательностью. Он даже знать не хотел, что явилось причиной столь необычного поведения Софии.
— Как вы думаете, кто стоит перед вами? — вскричал он в исступлении. — Я божий человек, на мне лежит ответственность за королевство! И не просите меня тратить время на женщину, которая, кажется, сошла с ума, хотя до этого дня всегда вела себя весьма разумно! Вы что, изображаете безумие Изамбур?
Снова в голове прежней Софии пронеслась мысль, что было бы умнее говорить спокойно и аргументировано, но демон, охвативший ее, никак не мог прекратить кричать, плакать и умолять.
— Пожалуйста! Не говорите так! Это ведь вы схватили меня тогда, в тот вечер в Суассоне! Не я выбирала ваше общество, а вы не позволили мне уйти!
Он прижался к стене, а она по-прежнему стояла на коленях в том же месте, где силы покинули ее.
— Это была ошибка! — в отчаянии крикнул он. Воспоминание о собственной слабости, казалось, вызывало в нем больше отвращения, чем сама София. — Это была ошибка и страшный грех. Если бы я только смог проявить больше самообладания! Если бы только я не выпил столько вина! О, если бы вы никогда не появлялись в моей жизни!