Убийства в стиле action
Шрифт:
Он сел на скамейку, откинулся на спинку, развязал галстук, снял, сунул в карман. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, почувствовал на шее приятное дуновение. Хорошо. Сердце колотилось. Посмотрел на часы – почти полдень. Принялся стряхивать пыль с волос и одежды, чувствуя желание выпить. Обычно днем он не пьет, по крайней мере до ленча. Но глоток виски был бы сейчас очень кстати. Или бренди. Или даже водки, учитывая русские вывески.
Встал, схватил за ручку чемодан, поволок его за собой, слыша, как колесики стучат по деревянным планкам променада. Увидел
Ронни вошел в бар «Москва». Там было почти пусто и мрачно. Справа длинная деревянная стойка с круглыми красными кожаными табуретами на хромированных ножках, слева длинная красная кожаная банкетка и металлические столики. На табуретах у стойки пара мужчин, похожих на русских бугаев из фильмов о Бонде, с бритыми головами, в черных футболках без рукавов. Оба молчат, не отрывая глаз от широкого экрана телевизора на стене. Как загипнотизированные.
Перед ними рюмки и бутылка водки в ведерке со льдом. Курят сигареты, пепельница рядом с ведерком полна окурков. Другие посетители – два молодых красавчика в дорогих кожаных куртках, с крупными кольцами – сидят на банкетке. Пьют кофе, один тоже курит.
Ронни вдохнул приятный запах кофе и сигарет. Кругом надписи на кириллице, вымпелы и флажки футбольных клубов, в основном английских – «Ньюкасл», «Манчестер Юнайтед», «Челси».
На экране изображение земного ада. Все смотрят молча. Он тоже начал смотреть – невозможно удержаться. В башни-близнецы один за другим врезаются два самолета. Башни одна за другой рушатся. Сколько раз ни смотри, становится все хуже.
– Слушаю, сэр? – прозвучал ломаный английский плюгавого бармена с копной стриженых черных волос, зачесанных вперед, в грязном фартуке поверх мятой джинсовой рубахи.
– Водка «Калашников» есть?
Бармен с недоумением вытаращил глаза.
– Ладно, – вздохнул Ронни. – Любую водку, чистую, и кофе эспрессо. Есть эспрессо?
– Русский кофе.
– Годится.
– Кофе и водка, – кивнул слизняк и пошел, горбясь, будто у него болела спина.
На экране возник пострадавший мужчина, черный, лысый, засыпанный серой пылью, в прозрачной дыхательной маске, подсоединенной к кислородному аппарату. Другой, в красном шлеме с опущенным прозрачным щитком, в красной маске и черной футболке, тащил его сквозь серый снег.
– Поганое дело, – пробормотал хилый бармен. – Прямо на Манхэттене. Даже не верится. Что-нибудь знаете? Знаете, что стряслось?
– Я там был, – сообщил Ронни.
– Правда? Там были?
– Дай выпить. Мне надо выпить! – рявкнул он.
– Сейчас принесу, не волнуйтесь. Значит, вы там были?
– Плохо понял? – грозно бросил Ронни.
Бармен поспешно повернулся, вытащил бутылку водки. Один бугай оглянулся на Ронни, поднял рюмку. Уже пьяный, спросил заплетающимся языком:
– Знаешь что? Тридцать лет назад я бы назвал тебя «товарищ». А теперь говорю «корешок». Понял?
Ронни схватил свой стакан, едва бармен успел его поставить.
– Не
– Ты гей или кто? – уточнил мужик.
– Нет, не гей.
Собеседник поставил рюмку, замахал руками, как мельница:
– Против геев ничего не имею. Против них ничего.
– Хорошо, – сказал Ронни. – Я тоже.
Русский богатырь расплылся в улыбке. Зубы жуткие, полный рот булыжников. Опять взмахнул рюмкой, и Ронни с ним чокнулся:
– Будь здоров.
На экране появился Джордж Буш. Сидел в темном костюме с оранжевым галстуком в дальнем конце школьного класса перед небольшой грифельной доской. Позади на стене висели картинки. На одной медведь в полосатом шарфе на велосипеде. Рядом с Джорджем Бушем стоял мужчина в официальном костюме и что-то шептал ему на ухо. Кадр сменился, показывая самолет, упавший на землю.
– А ты молоток, – признал русский. – Нравишься мне. Молоток. – Плеснул себе в рюмку еще водки, схватил стоявшую перед Ронни бутылку, прищурился, увидел, что она еще полная, сунул в ведерко со льдом. Проглотил свою порцию. – Пей. Сегодня нам всем надо выпить. – И опять повернулся к экрану. – Вранье. Не может быть такого.
Ронни глотнул водки, обжег горло. Через секунду выпил рюмку до дна. Она почти мгновенно подействовала, внутри вспыхнул огонь. Снова налил себе и своему новому лучшему другу.
Сидели молча, глядя на экран.
После следующих нескольких рюмок Ронни опьянел, через какое-то время слез с табурета, добрался, шатаясь, до пустой банкетки, заснул.
Очнулся с дикой головной болью и жаждой. На мгновение впал в панику.
Вещи!
Черт побери, мать твою!
Потом с облегчением увидел чемодан там, где поставил, – рядом с табуретом.
Было два часа.
В баре сидят все те же. На экране повторяются те же кадры. Он снова влез на табурет, кивнул другу.
– А как насчет папаши? – спросил русский бугай, противник Бонда.
– Да, почему о нем ни слова не говорят? – спросил другой.
– Какого папаши? – не понял бармен.
– Мы одно слышим – это наделал сын бен Ладена. А папаша где?
Теперь с экрана что-то серьезно рассказывал мэр Джулиани. Вид спокойный, озабоченный. Как у человека, способного держать ситуацию под контролем.
Новый лучший друг Ронни обратился к нему:
– Сэма Кольта знаешь?
Тот, слушая Джулиани, помотал головой:
– Нет.
– Того, что револьвер изобрел.
– А, тогда знаю.
– Знаешь, что он сказал?
– Нет.
– Сэм Кольт сказал: «Я сделал всех людей равными». – Русский усмехнулся, показав кривые зубы. – А? Да? Понял?
Ронни кивнул, заказал газированную минеральную воду и кофе. Вспомнил, что ничего не ел после завтрака, но аппетита не было.
Джулиани сменили спотыкавшиеся серые призраки. Вроде тех серых призраков, которых он раньше видел. Вдруг вспомнились стихи, заученные в школе. Стихи одного из самых любимых поэтов – Редьярда Киплинга. Настоящего мужчины.