Убийственная лыжня
Шрифт:
— Но его письма всегда были очень любезными, вы не находите? — сказала Николь. — Даже милыми. Но ни разу они не были агрессивными.
— Это было бы для него опасно, — сказала Мария. — Этим он бы слишком выдвинулся из своего укрытия. Иногда он срывается. Я вспоминаю место: «…Не натравливайте на меня ваших безумно хорошо образованных психологов, ваших специалистов по вопросам коммуникации и умников на чиновничьих должностях, это ни к чему не приведет. Первого же профайлера, которого я увижу, я застрелю»… Тут он показывает свои нервы, он не может собой владеть.
— Или он хочет, чтобы
— Я так не считаю, — сказала Мария энергично. — Стиль в этом месте становится хрупким, он расползается, он становится многословным. Выражение «это ни к чему не приведет» — это просто начинка, что не совсем подходит к его обычно строгой риторике. По моему мнению, у него здесь произошел срыв.
— Это действует и против вас, как психолога, — сказал Остлер Марии.
— Это меня сейчас меньше огорчает.
— Дальше, — требовал Еннервайн. — Есть еще какой-то признак?
— Я думаю, могу определить его возраст, — продолжила Мария. — Ему где-то лет тридцать пять, не моложе и не старше, об этом я сужу по его стилю письма и выборе слов. Подросток пишет иначе. Таким образом, гимназисты отпадают.
— А гимназист разве не может притворяться? — спросил Штенгеле. — Может, если будет стараться писать не так, как тридцатипятилетний?
— Да, это он может, — согласилась Мария. — Но для этого требуется большое стилистическое мастерство, которое бросилось бы в глаза в других областях также. Тогда, например, у него должны бы быть хорошие оценки по немецкому языку. Ни у одного из этих восьми учащихся нет хорошей оценки по немецкому. Я это проверила еще раз, поверьте мне.
— Может быть, это опять только притворство? — продолжал Штенгеле. — Он просто делает вид, будто…
— Нам нельзя распылять свои силы, — прервал Еннервайн. — Пожалуйста, Мария, продолжайте.
— Я исключаю школьников еще по одной причине. Преступник чувствует себя неполноценным и недостаточным. Существует две группы преступников с комплексом неполноценности. Один — это вентильный преступник. Это одинокий, обедневший, опустившийся, презираемый человек, который потом вдруг сбрасывает кусок дерева с моста автобана. Этим он хочет сказать: «Да, я последнее дерьмо. Я не могу ничего другого, кроме как нарушить ваш комфортный обывательский поток». Наш преступник, Куница, он не вентильный преступник, для этого его действия слишком продуманы и, простите за выражение, слишком легкие и шутливые. Он другой тип преступника с комплексом неполноценности, он человек не туда назначенный, неправильно оцениваемый. Он второй председатель маленького спортивного клуба, который мучается с представлением, что он все-таки первый председатель большого спортивного клуба. Он второй председатель в маленькой районной партии и хотел бы стать председателем большой партии федеральной земли. У него есть профессия, которая дает ему некоторую власть, но он хочет большего. Это может быть полицейский, учитель, политик, врач, его влияние на других людей велико, но ему этого недостаточно.
— Поэтому вы исключаете учащихся?
— Именно так. Но нам нужно внимательно посмотреть на других лиц из списка. Например, эта учительница, эта — как ее зовут? — старший преподаватель Ронге. Учителя — это люди с удивительно большими полномочиями власти над другими людьми. То же самое касается и политиков,
— А почему тогда не сразу весь городской совет? — пропищал Штенгеле.
— А почему бы и нет?
— Круг подозреваемых становится все шире, вместо того чтобы сужаться, — сказал Еннервайн. — Нам нужно подойти с другой стороны. Мы должны каким-то образом вступить с ним в контакт. Перекур.
На улице сгустились грозовые тучи, и ландшафт сразу же стал мрачным и угрожающим.
— А как чувствует себя бедняжка Рези Крайтмайер?
— Соответственно обстоятельствам, хорошо, — ответил Остлер. — У нее тяжелый шок, говорит о черной птице, которая подлетела к ней.
— Посттравматические фантазии, — заметила Мария. — Все скоро придет в норму.
— Во всяком случае, в больнице собирается кое-кто из жертв Куницы, — сказал Остлер. — Сначала Оге Сёренсен, потом эта Ильзе Шмитц, которая сама себе выстрелила в ногу, и теперь старая Крайтмайер. Не говоря уже о ста восьмидесяти семи любителях раннего завтрака. Покушения все приближаются, вы не находите?
— Я предлагаю следующее, — сказал комиссар Еннервайн, когда все снова вошли в помещение. — Мы и дальше продолжаем работать традиционно. Беккер, но вы последите, чтобы мы из тысячи следов нашли все же один, который ведет к нему.
— Будет сделано. В настоящее время лазерный след все еще самый горячий. Все другие реквизиты можно купить в магазине канцтоваров. Но если Куница действительно стрелял из лазерного ружья и если мы выясним, откуда, то тогда он оставил слоновьи следы, тогда он попадает в поле зрения.
— Хорошо, — сказал Еннервайн. — Мария, мы продолжим работать над профилем преступника и сравним его с нашими подозреваемыми. Продолжайте свою работу над образцами почерков. Я даю вам мое добро. Но делайте это как можно спокойней.
— Половину я уже сделала, до завтра у меня будут все.
— Замечательно. Кроме этого, нам сейчас нужно активизироваться. Я хочу вступить с ним в контакт, и у меня есть для этого одна — может быть, и не очень правильная — идея. Мы поиграем с ним в игру: тоже проложим ложные следы.
— Хорошее предложение, — похвалил Ханс-Йохен Беккер. Еннервайн хвалил Беккера редко, оба иногда прилично спорили друг с другом. Ханс-Йохен Беккер очень редко подключался к оперативной работе группы, он видел свою задачу скорее в технических дисциплинах. То, что он сейчас осмелился, все одобрили уважительным киванием.
— Вы думаете о заметке в газете, где покушение с белой сосиской будет описано совершенно неверно? — спросил он.
— Не совсем неверно, — сказал Еннервайн, — а настолько неверно, что оскорбит его и бросит вызов. Я бы поместил в газете нечто подобное, вроде: Рези Крайтмайер тяжело страдает от смертельно опасного отравления ботулином… старейшая местная жительница при смерти, и к этому подробности, как все это выглядит.
— Врачи будут с нами в этой игре?
— Да, я уверен. Этим мы перечеркнем его намерения изобразить из себя симпатичного шутника, который позволяет себе шутки с полицией и никому не причиняет вреда. Этим среди населения он превратится в настоящего убийцу, несимпатичного, а такой имидж доставит ему много хлопот.