Убийственная осень

Клевалина Наталия

Странно. Вроде как засыпаешь, уже сон начинает сниться, и все равно слышишь, как этажом выше маленький ребенок разорался или как за стеной музыку врубили вовсю, какую-нибудь дурацкую песню. А потом Овчарка очутилась в странном месте.

Она шла по коридору, и вместе с ней шло еще много народу, и никто ни с кем не разговаривал. И все шли только в одну сторону. Овчарка, конечно, тут же попробовала повернуть обратно, но к ней сразу подошли двое здоровенных каких-то, в белом, развернули да еще тычка дали в спину.

«Ну что

ж, значит, туда надо, как всем», — подумала Овчарка и двинулась в прежнем направлении. Она задрала голову, но неба не увидела. Земли под ногами тоже не было. Она шла, и тут кто-то схватил ее за локоть. Овчарка увидела, что это Феодора.

— Ты что тут делаешь?

Овчарка хотела сказать, что идет вместе со всеми, потому что обратно нельзя, но слова почему-то не шли с языка. И Феодора повела Овчарку в обратную сторону, и те, здоровенные, и слова им не сказали.

Они все шли и шли, и наконец Овчарка увидела очередь, совсем недлинную. Феодора ее поставила в самый конец и сказала:

— Стой тут, — и ушла.

Овчарка стояла, очередь продвигалась быстро. Какой-то мордоворот, тоже, правда, в белом, спрашивал у каждого, какую он дверь выбирает. Дверей было две. Кто какую выбирал, в ту и входил. Овчарка попробовала заглянуть в обе двери, когда очередной человек входил, но ничего не увидела.

И тут Овчарку снова кто-то взял за локоть. Она обернулась и увидела Шуру. Овчарка решила не пугаться.

«Ведь если я мертвая, и она тоже — так чего мне ее бояться», — подумала она. Шура прошептала ей на ухо:

— Правую выбирай. Иначе окажешься в бессолнечном месте, поняла?

Овчарка кивнула. Шура ей улыбнулась и еще шепнула, прежде чем уйти:

— Спасибо тебе.

Почти уже подошла Овчаркина очередь. Люди все шли мимо, а Овчарка стояла. И тут, когда перед Овчаркой осталась только одна женщина, мимо прошла Васса. Овчарка увидела ее ясно-ясно. Она тотчас побежала за ней, схватила ее за руку и повела к двум дверям. Васса вырывалась.

— Ты что делаешь, Овчарка, мне туда нельзя, мне знаешь что за это будет?

— Ничего тебе не будет.

Однако к ним уже шли двое громил в белом. Откуда ни возьмись появилась Феодора, что-то им сказала, и они так и остановились, не дойдя до подруг. Тут Васса сказала:

— Не упрямься, Овчарка, хоть тут-то не надо. Ты что, не понимаешь, что тебе туда, а мне надо прощения просить еще как минимум лет сто. Чем раньше я начну, тем лучше.

— Никуда я не пойду, — говорила Овчарка, — или вместе сюда, или туда. Выбирай. А мне уже все по барабану. Пошли, я знаю, что надо в правую идти, мне сказали.

Вдруг Васса крепко взяла Овчарку за запястье, подтащила ее, упирающуюся, к правой двери и без лишних слов вытолкнула наружу. И все равно Овчарка успела каким-то образом увидеть, что рядом с Вассой стоит Шура и у обеих одежда сияет.

Овчарка вспомнила слова из «Жития Феодоры»: «явилась в большой славе…» Они стояли

перед ней такие красивые, молодые, что Овчарке захотелось обнять их обеих. Но она не успела.

Эмчеэсовец, который ее вытащил, потом долго удивлялся — она даже воды не наглоталась. Понятно, что Овчарка ничего не соображала, пока ее растирали водкой и ею же поили. Потом она пришла в себя и смогла сама переодеться в запасные джинсы и свитер. Кто-то дал ей куртку. Кемь встретила их проливным дождем.

Как же это случилось? Как произошло? Ехала она на остров с Вассой, а возвращалась одна. Вот бы взять да и сразу очутиться дома, с мамой. Да, ей надо к маме, и как можно скорее.

Она первой схватила сумку, первой сбежала с дебаркадера, поймала машину. Эмчеэсовец только удивлялся — ну и ну, только что чуть рыб не накормила, а теперь уже бегает как встрепанная. Так получилось, что он купил билет в соседнее купе. Овчарке повезло — поезда она ждала всего тридцать минут. Домой, быстрей домой!

Когда после очередной остановки поезд вдруг поехал назад и ехал так более часа, она совсем озверела и даже заплакала.

В Бологом Овчарку сняли с поезда, она мало что соображала. Эмчеэсовец давно подозревал, что у нее температура — еще когда в Кеми она попросила его одолжить одеяло, сказала, что ей холодно, хотя в вагоне была духотища. Он сам в Бологом отнес ее в скорую.

— Воспаление легких, это уж как пить дать, — сказал он дежурному врачу, когда они приехали в больницу, — я такое сто раз видел. Вы ей антибиотиков повливайте и физраствором кровь почистите.

— Сам знаю, — отозвался хмурый врач.

Когда Овчарке что-то вкололи, она сразу пришла в себя. Пот с нее так и тек — наверное, температура падала. Она встала и распахнула окно, чтобы немного остыть. Пришла медсестра, обругала Овчарку полоумной и закрыла окно. Дальше — хуже. Пришел врач и сказал, что придется откачивать из легких жидкость, которая там скопилась. Откачивали под местным наркозом.

Овчарка решила вести себя как пленный партизан. Она всегда презирала радистку Кэт, которая во время родов кричала «мамочка». Только теперь Овчарка поняла, что, когда так больно, ничего другого кричать не получается.

Овчарка так маму звала, что даже охрипла. Потом она голая под простыней лежала на каталке в коридоре и думала только о том, какая у нее хорошая мама. На другой день ей стало намного легче. Соседка по палате вернула ей ее мобильник, который взяла на хранение, чтобы кто не спер. Овчарка захотела позвонить маме, но потом подумала, что маму волновать не стоит, и решила, что лучше позвонит Вассе.

Она набрала Вассин номер. Девушка, у которой наверняка все было в порядке, у которой не болели проколы под лопатками и которая точно не лежала никогда в жизни в районной больнице, приветливым голосом сказала: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».