Убийственный маскарад
Шрифт:
Не отвечая, Натаниэль осторожно забрал рисунок из рук Гофмана и бережно свернул его. Наклонился над раскрытой книгой и прочитал вполголоса подпись под репродукцией:
– «Мозаика из Верхнего Бахтваша. Изображает короля Греческой Индии в тронном облачении. Приблизительно, I–II века нашей эры»... Где это – Верхний Бахтваш? Не в Швейцарии, случайно? – с надеждой спросил он.
– При чем тут Швейцария? – Давид удивился. – Какая Швейцария?
– Ну, такая... – Натаниэль неопределенно взмахнул рукой. – Страна такая, в центре Европы. С хорошим климатом. Вольнолюбивый народ там живет, потомки Вильгельма Телля. Знаешь? Который имел привычку стрелять по яблокам... И еще очень много банков на душу населения. А?
– Нет, Швейцария к этому
– Стоп-стоп-стоп! – Розовски умоляюще поднял руки. – Ради Бога, Дуду, это все, конечно, интересно, просто чертовски интересно, но, пожалуйста, не сейчас. Ладно? – он спрятал рисунок. – Ну и дела...
– А в чем дело? – осведомился Гофман. – Что тебя так встревожило?
– Ничего, – ответил сыщик замороженным голосом. – Ровным счетом ничего. Если не считать, что раньше я ничего не понимал. А сейчас, спасибо тебе, Дуду, я не просто ничего не понимаю. Я вообще ничего не понимаю. Если кому-нибудь сказать, что мне сейчас пришло в голову, меня немедленно упрячут в психушку, – Розовски тяжело вздохнул. – Да что там – упрячут! Я сам себя упрячу в психушку... И буду, между прочим, абсолютно прав, – добавил он.
13
Утром следующего дня светло-серая «субару» остановилась у дома номер десять по улице Элиягу-Цедек в Рамат-Гане.
– Думаешь, нам стоит с ним поговорить именно сейчас? – спросил Маркин, не выключая двигателя. – Все-таки, у человека траур, наверное, сидит шив'у. Между прочим, последний день. Седьмой. Как раз сегодня, – он посмотрел на черную ермолку, надетую начальником по такому случаю. Поправил точно такую же, чудом державшуюся на его коротко стриженой голове.
Натаниэль, между тем, с интересом разглядывал уже знакомых ему пожилых еврейских представителей черной и желтой расы. Старички продолжали резаться в нарды.
– Интересно, у них перерыв бывает? – задумчиво спросил он помощника. – Такое впечатление, что они отсюда даже ночевать не уходят.
Маркин посмотрел на игроков, пожал плечами и выключил двигатель.
– Мне подождать? – спросил он. – Или пойти с тобой?
– Пойдем, – Натаниэль выбрался из машины. – Вместе поговорим. Выразим соболезнование. Ничего, нормально. Насчет удобно, неудобно – как-нибудь переживем. И не такое переживали. Пусть лучше нас считают нахалами, чем... – он не договорил.
Розовски остановился у лавочки. Китайский еврей (или еврейский китаец) поднял голову и приветливо посмотрел на сыщика. Глядя на него, Натаниэль вспомнил недавно слышанную историю. В середине сороковых, а может быть, тридцатых годов ассоциация американских раввинов получила письмо из Китая. Оно оказалось написанным на средневековом иврите и отправлено в Штаты еврейской общиной провинции Сычуань. Из письма американские раввины с немалым для себя удивлением узнали, что в далекой загадочной стране вот уже на протяжении чуть ли не пяти столетий жили их единоверцы, хранившие язык и религиозные традиции. В письме излагалась просьба – прислать раввина, так как последний знающий литургию член общины скончался и заменить его сычуанским иудеям было некем. Туда отправился молодой раввин, выпускник Иешивы-Университета, [5] о чем американцы, естественно, известили сычуанских собратьев. На аэродроме, выйдя из самолета, посланец
5
Иешива-Университет – высшее еврейское религиозное учебное заведение в США.
Встречавшие смотрели на раввина с неменьшим подозрением. Но, после обмена приветствий – на иврите, – отправились вместе с ним прямо в синагогу, больше походившую на пагоду. Правда, внутри американский раввин нашел все необходимое – и арон-кодеш [6] со свитком Торы, и изображение Моисеевых скрижалей, и шкаф с молитвенниками. После некоторого молчания, завязалась беседа. Сычуанские евреи наперебой задавали приезжему вопросы, связанные с галахическими [7] постановлениями, причем вопросы, как он впоследствии признавал, оказались весьма каверзными. Своеобразный экзамен длился несколько часов, и американцу пришлось здорово попотеть. Наконец, желтоватые лица расцвели приветливыми улыбками: видимо, ответы молодого раввина удовлетворили сычуанцев. И один из них – самый старший по возрасту, – сказал: «Простите, ребе, нашу недоверчивость. Но она вполне понятна: ведь вы совсем непохожи на еврея!»
6
Специальный шкаф в синагоге для хранения свитков Торы.
7
Галаха – еврейское религиозное законодательство
Тут Натаниэль обнаружил, что стоит, по-идиотски уставившись в доску, и что оба пожилых господина уже несколько раз вопросительно поглядывали на него. Маркин вдумчиво дымил трубкой чуть поодаль.
Натаниэль приветливо улыбнулся игрокам и сказал:
– Жарко сегодня. Опять хамсин.
Старики согласно качнули головами и с интересом воззрились на детектива, ожидая продолжения столь многообещающего начала. Натаниэль сел на лавочку напротив. Маркин, после некоторого раздумья, остался стоять, но подошел ближе.
– Вы в этом доме живете? – спросил Натаниэль.
– В этом доме, в этом. На первом этаже, слава Богу, в хорошей квартире, – ответил темнокожий. В его речи звучала легкая шепелявость, характерная для амхарского акцента выходцев из Эфиопии.
– И я на первом, – сообщил возможный репатриант из провинции Сычуань. – Как раз напротив.
Больше всего Натаниэля удивило то, что китайский акцент был почему-то очень похож на амхарский – то же отсутствие шипящих. Но тут он вспомнил, как давным-давно, двадцать лет назад, изучая в студии-ульпане иврит, вся группа, в которой он занимался, вдруг заговорила с очень сильным испанским акцентом. Легко понять удивление учителей, с учетом того, что группа почти полностью состояла из выходцев из СССР, слегка разбавленных жителями Центральной Европы. Объяснилось все достаточно просто: на переменах учащихся добровольно консультировала репатриантка из Аргентины.
– Вы знаете хозяина шестой квартиры? На третьем этаже? – спросил он.
– Который жену похоронил? Знаем, конечно. Он шив'у сидит, никуда не выходит, – сказал постаревший Хендрикс.
– У человека друзей нет, – подхватил постаревший Чан. – Никто не приходит.
– Говорят, она с ним крепко поссорилась. В день смерти, – сказал Натаниэль. – Не слышали?
– Слышали, – ответил Чан. – Как же не слышать! Они так кричали – ой-ва-вой! На всю улицу. Окна открыты – все слышали. По-русски ругались, громко-громко.