Убийственный возраст

Сорокин Геннадий

– Мастерски сделано! Что я должен за труды?

– Как-нибудь после работы бутылку разопьем, и считай, что мы в расчете.

– Заметано! – согласился Ефремов.

Голубева проснулась с первыми лучами солнца, открыла глаза и сразу же поняла, что она не у себя дома, а черт знает где. Морщась от головной боли, Наташа приподнялась на диване и обомлела: прямо перед ней за столом сидел строгий незнакомый молодой мужчина. Позади него, на вбитом в стену гвозде, висела милицейская фуражка.

«Все, девочка, допрыгалась! – холодея от предстоящего общения с милиционером, подумала

Голубева. – Если родители узнают, что меня в милицию загребли, они меня убьют!»

– Доброе утро, красавица! – улыбнулся Наташе Ефремов. – Как спалось?

Голубева села на диван, опустила ноги на пол и попала в вязкую жижу.

«Это я наделала?! – в ужасе подумала она. – Теперь точно – кранты!»

Наташа посмотрела на свои голые ноги, пошарила по дивану, но джинсов рядом не было.

«Неужели меня сюда голую привезли?» – в отчаянии подумала она.

В этот момент от позора и безысходности ей расхотелось жить. Она прикрыла глаза и ясно представила завтрашний день, в котором ее поджидали взбешенные родители, директор школы, инспектор детской комнаты милиции и секретарь школьного комитета комсомола. Казнь будет проходить в несколько этапов. Для начала она получит по заслугам от матери с отцом. Потом ее выгонят из школы… Выгонят, тут даже сомневаться не стоит. Как только из милиции поступит сигнал, так директриса тут же вызовет родителей и предложит им забрать документы из школы. «Отправьте вашу дочь в ПТУ! – скажет она. – Мне в десятом классе юные алкоголички не нужны».

«Какой здесь этаж? – промелькнула мысль у Наташи. – Может, в окно выброситься и покончить со всем разом?»

– Не подскажешь, что мне с тобой делать? – участливо спросил Ефремов.

– Простить. – Голубева ответила первое, что пришло на ум.

– За что простить? – Игорь сделал вид, что не понял, в чем девушка провинилась.

Наташа облизала пересохшие губы, попыталась сглотнуть, но вместо глотка получилось сухое икание.

– Ну, за это. – Она показала на лужу у дивана.

– Ах, за это! – усмехнулся Ефремов. – До этого мы еще дойдем, а сейчас давай познакомимся. Меня зовут Игорь Павлович. А тебя как зовут? Сколько тебе лет, где ты живешь?

Переписав анкетные данные, Игорь позвонил в адресное бюро, убедился, что случайная гостья не лжет.

– Наташа, объясни мне: тебе всего шестнадцать лет, ты не ночевала дома, но родители тебя не ищут. Ты что, частенько ночуешь где придется?

– Родители вчера, в субботу, уехали на дачу. Вернутся только сегодня вечером. Они не знают, что я дома не ночевала… Еще не знают.

Голубева тяжело вздохнула, с мольбой посмотрела на милиционера. В ее глазах читалось: «Простите меня, пожалуйста! Я больше так не буду».

– Хм, интересная история! – задумчиво глядя поверх готовой расплакаться школьницы, сказал Ефремов. – Не успели родители уехать, как ты бросилась пьянствовать.

– Со мной такое в первый раз! – всплеснула руками Наташа. – Честное слово, никогда раньше такого не было.

– Что же, верю! – Инспектор посмотрел Голубевой в глаза. Она, смутившись и покраснев, опустила взгляд. – Вполне возможно, вчера ты выпила самую малость, чуть-чуть, но

тебя развезло, и вот результат – ты здесь в непотребном виде: полуголая, полупьяная, растрепанная, невыспавшаяся.

– Я же не хотела, чтобы так получилось, – не поднимая глаз, прошептала Голубева.

– Каяться на комсомольском собрании будешь! – жестко пресек жалкие оправдания инспектор. – Для начала надо навести порядок в моем кабинете. Посидишь здесь, я принесу тряпку с ведром.

– Пожалуйста, отдайте мне джинсы, – попросила девушка.

– Зачем? – «удивился» Ефремов. – Тебе стыдно стало? Наташа, я уже видел тебя в неглиже, так что стесняться меня не надо. Все, девочка, поезд ушел! Помоешь пол – получишь штаны.

Во время уборки кабинета Ефремову пришлось трижды ходить за чистой водой. Зато Голубева отмыла помещение так, что инспекторы, пришедшие на другой день на работу, удивились: «У нас что, новый линолеум постелили? Чисто-то как!»

Закончив с ликвидацией следов ночного происшествия, Ефремов дал Голубевой возможность привести себя в порядок и приступил к делу.

– Садись, Наташа, к столу, посмотрим «веселые картинки». Полюбуйся на себя! – Игорь выложил перед Голубевой фотографии. – Подумать только: комсомолка, школьница, симпатичная девушка – и такая мерзость на полу… Нет, я даже смотреть на это не могу – меня сейчас самого вырвет. А каково будет директору школы? А в райкоме комсомола? Родители тебя простят. Всыплют ремня, заплатят штраф за твое антиобщественное поведение, запретят тебе гулять по вечерам, но простят. Родители – они всегда добрые, а вот в школе и в районо тебе прощения не будет. Ты же, Наташа, не у меня в кабинете насвинячила, это ты им, педагогам, в душу плюнула. Они тебя девять лет воспитывали и чего добились?

Голубева, уткнувшись в ладони, заплакала. Ефремов, не обращая внимания на ее рыдания, убрал фотографии в стол, включил чайник. Подождал, пока она немного успокоится, и примирительным тоном, почти ласково, сказал:

– Сегодняшний эксцесс может остаться между нами. Я ведь не держу на тебя зла, Наташа. Ты хорошая девушка, оступилась раз, но это не беда! Все можно исправить.

– Как? – подняла заплаканное лицо Голубева. – Я все сделаю, только не показывайте фотографии никому.

Игорь налил кружку чая, пододвинул гостье.

– Пей! Крепкий сладкий чай – лучшее средство от алкогольного отравления. Пей, Наташа, не стесняйся и внимательно слушай меня. У тебя два пути. Первый – путь позора. Если мы не договоримся, я напишу информационное сообщение, что тебя в пьяном виде доставили в милицию. К сообщению для наглядности приложу фотографии. В районо и райкоме ВЛКСМ проведут проверку и предпримут соответствующие меры профилактического характера. По идее, школа должна будет тебя взять на поруки, но этого не будет. Даю гарантию: чтобы не объясняться в высоких инстанциях, директор вашей школы заставит твоих родителей забрать документы, и ты пойдешь учиться в ПТУ. Контингент там сама знаешь какой. Путь второй – ты станешь моим тайным агентом и будешь сообщать мне обо всех преступлениях, которые совершат твои знакомые или о которых тебе станет известно.