Убийство-2

Хьюсон Дэвид

Он протянул вперед руку, согнув указательный палец, как на спусковом крючке, и направив его прямо в голову Ярнвига.

— Бум!

— Чтобы я тебя здесь больше не видел. Не смей приближаться ни ко мне, ни к моим людям!

Арильд сунул руки в карманы и улыбнулся.

— Я ясно выразился? — возвысил голос Ярнвиг.

— Ты перенервничал. Понимаю, тебе пришлось нелегко. Возьми-ка недельку отпуска. Это приказ. Когда вернешься, сразу приступай к подготовке следующей команды. Она должна быть такой

же крепкой и надежной, как и предыдущие. Я буду заглядывать с проверками…

— Нет…

— Торстен, не заставляй меня повторять по буквам. Или ты настолько туп, что не понимаешь намеков?

Арильд похлопал ладонью по кобуре, застегнул пуговицы шинели, натянул кожаные перчатки, холодно посмотрел на человека за столом.

— Тронешь меня, и я выпущу из тебя кишки, — сказал он просто. — А все твое жалкое семейство пожалеет, что появилось на свет.

В его кармане пискнул мобильный. Арильд прочитал сообщение, убрал телефон обратно.

— Ну что ж, — сказал он. — Прошу меня извинить — меня ждет более интересная компания.

Она терпеть не могла посиделок с выпивкой на работе. Для спиртного существуют специальные заведения, и Управление полиции к ним не относилось.

Сидя за столом, который они делили вместе со Странге, Лунд поглядывала на коллег. Странге с банкой колы в руке ходил от одного к другому; все были веселы и расслаблены. Брикс, еще раз доказавший, что он не зря занимает кресло начальника отдела убийств, сидел с бокалом виски. Рут Хедебю ловила каждое его слово, несмотря на то что ее пожилой муж был тут же, стоял с унылым видом в противоположном углу рядом с одним из стажеров, слишком застенчивым, чтобы участвовать в общем веселье.

Лунд отметила, как захихикала Хедебю после анекдота, рассказанного Бриксом. Она прихлебывала вино, и ее блестящие глаза не отрывались от его лица. Было совершенно очевидно, что между ними что-то есть.

Странге поймал ее взгляд, ухмыльнулся. Его еще недавно напряженное, полное боли лицо теперь было счастливым и безмятежным.

— Пойдем, — одними губами произнес он и поманил ее рукой.

Она улыбнулась, кивнула:

— Через пару минут.

Потом отпила пива из бутылки, которую буквально навязал ей Брикс десять минут назад, и повернулась ко всем спиной.

На стене по-прежнему висели фотографии мертвецов. Анна Драгсхольм и Лисбет Томсен, Мюг Поульсен, Давид Грюнер и Гуннар Торпе.

Не было здесь только Саида Биляля, его разорвало на куски в подземном убежище за Хиллерёдом. Не было на стене и портретов афганской семьи, расстрелянной в собственном доме два года назад. Эту сомнительную привилегию они уже никогда не получат. А вскоре исчезнут отсюда и все остальные снимки.

Дело закрыто.

К ней подошел Мадсен.

— Нужно

передать документы в архив. Брикс сказал, что это должно быть сделано до полуночи.

— Конечно, — согласилась она. — Забирайте.

Он кивком подозвал стоящего рядом оперативника и взялся за одну из коробок.

— А кто-нибудь дозвонился до Фредерика Хольста, как я просила?

Мадсен виновато взглянул на нее. Симпатичный, скромный, порядочный человек без особых амбиций, подумала она. Один из тех, кто всегда делает то, о чем его просят.

— Мы дали ему ваш телефон и просили перезвонить. А потом замотались и не проверили. Простите. Хотите, я сейчас…

— Не надо.

Вторую ее просьбу тоже выполнили. Документ на двух листах из архива разведки был таким старым, что она едва узнала печать Управления полиции, которая с тех пор сильно изменилась. Пока Мадсен с помощником ходили взад и вперед с коробками, Лунд прочитала бумаги.

Когда они пришли за последней коробкой, она окликнула Мадсена:

— Вы ведь были в воинской части во время обыска несколько дней назад?

— Да, был, — засмеялся он. — Ну и местечко, я вам доложу. Как же они нас не любят!

— Почему вы в тот раз не осмотрели шкафчик Согарда?

— Мы осмотрели, только там ничего не было. Наверное, Биляль все это потом подложил, от безысходности.

Документы из архивов разведки были датированы тысяча девятьсот сорок пятым годом. Она с трудом представляла себе, каким был Копенгаген в ту пору. И какие усилия понадобились для того, чтобы полицейское управление, превращенное во время оккупации в придаток нацистской машины, снова стало свободным датским учреждением.

— Значит, мы там все обыскали?

— Так точно! Вы идете с нами праздновать?

— Иду, иду. — Она смотрела, как он наполняет последнюю коробку, и понимала, что время истекает. — Мы знаем, как Драгсхольм вышла на того офицера? Ну, вы понимаете, — она не могла скрыть сарказма, — которым теперь будет заниматься армия?

— Нет. — Мадсен нахмурился. — Я сам читал ее записи. Сердитая была женщина. Видно по манере письма. Нас всех она иначе как скотами не называла. Она встречалась с солдатами, проходящими по делу, с другими юристами. С нами, по идее.

Лунд остановила его:

— С нами? Здесь?

— Нет. Была только одна встреча, — уточнил он. — В ее ежедневнике есть запись о том, что она разговаривала с каким-то полицейским в суде.

— Значит, она все-таки пыталась на нас выйти? — осторожно спросила она. — Перед тем, как ее убили? И для этого подошла к кому-то в суде?

Мадсену явно наскучил этот разговор.

— Лунд, в ее записях об этом всего одна строчка. Я все проверил и перепроверил. Никаких зацепок. Сюда она точно не звонила.