Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича
Шрифт:
Разумеется, за все эти годы я никогда ни на минуту не подвергал сомнению его политическую честность. Он никогда не давал мне повода усомниться в его преданности и любви к товарищу Сталину.
Но теперь в свете того, что я узнал о преступных действиях Берия, перебирая в памяти прошедшие годы, я уже другими глазами смотрю на факты и события, связанные с Берия.
Исходя из предложения, сделанного мне Вами, я попытаюсь далее проанализировать то, что я видел и слышал, бывая с Берия, и что сохранилось у меня в памяти. При этом мне, к сожалению, придется также говорить о себе, так как иначе не будет понятен
С сентября 1921 года я начал работать в ЧК Грузии в должности пом. уполномоченного. Осенью 1922 года заместителем председателя и начальником секретно-оперативной части (СОЧ) ЧК Грузии был назначен Берия, приехавший из Баку.
Перед майскими праздниками 1923 г. группа чекистов задумала выпустить печатный сборник под названием «Чекисты – Первому Мая». Типография в ЧК Грузии была своя, и поэтому технически выпуск такого сборника не представлял трудностей. Всего в этом сборнике вместе с обложкой насчитывалось 12 или 16 страниц обычного журнального формата. Заполнен он был статьями и заметками сотрудников ЧК Грузии. Была в сборнике статья за подписью Берия, но, как говорили, эту статью писал не Берия, а некий Логинов, прибывший в ЧК Грузии незадолго до этого из ОГПУ.
Я также принял участие в этом сборнике, написав нечто вроде статьи или фельетона под заголовком «Я и Мы».
Статья была достаточно наивной, не блистала особыми достоинствами, но все же своим стилем и содержанием она резко отличалась от всего другого помещенного в сборнике материала, в общем, довольно бледного и шаблонного, так как сборник этот был подготовлен и издан буквально в течение нескольких дней.
Моя статья обратила внимание Берия. Хотя она была подписана псевдонимом, Берия, конечно, узнал, кто автор, и вызвал меня к себе познакомиться.
Очевидно, именно тогда Берия увидел во мне человека, владеющего пером, умеющего литературно излагать свои мысли, т. е. он увидел во мне то, чего он был сам лишен и чего ему никогда недоставало, – грамотность.
Должен сказать (сейчас, спустя 30 лет, я, полагаю, могу это сделать без риска быть обвиненным в самовосхвалении), что в тот период, несмотря на свои 27 лет, я был наивным, очень скромным и очень застенчивым человеком, несколько замкнутым и молчаливым. Речей я не произносил и так и не научился произносить их до сих пор. Язык у меня был словно чем-то скован, и я ничего с ним не мог поделать. Другое дело перо. С ним я умел обращаться.
Не был я также никогда ни подлизой, ни подхалимом или выскочкой, но держал себя всегда скромно и, думаю, с чувством собственного достоинства.
Таким я и предстал перед Берия, когда он меня тогда вызвал. Не надо было быть особо проницательным, чтобы понять все это, и мне думается, что Берия с первого взгляда разгадал мой характер. Он увидел возможность использования моих способностей в своих целях без риска иметь соперника или что-либо в этом роде.
Короче говоря, в конце того же мая месяца 1923 г. я был назначен Берия начальником Экономического отдела ЧК Грузии (в это время я работал в ЭКО уполномоченным или старшим уполномоченным, не помню, была ли тогда такая должность).
Вскоре в ЧК Грузии прибыл некий Станский (Иосифа Фомича Станского (Парухова) его племянник Марк Перельман характеризует как «члена
Вынужден здесь снова сказать о себе несколько слов: во мне никогда не было и нет и тени честолюбия (что, может быть, плохо), я никогда не гнался и не гонюсь за должностями, наградами, орденами и пр. Я об этом и товарищу Сталину писал в 1946 году. Думаю, что знающие меня люди могут подтвердить эту черту моего характера. Должность, положение никогда не имели для меня значение. Для меня важно было, чтобы характер и содержание самой работы меня удовлетворяли и чтобы она была мне по силам. Поэтому я, конечно, сразу же согласился на предложение Берия.
Я упоминаю об этом незначительном случае, во-первых, для того, чтобы указать, что Берия на этом факте легко мог убедиться с первых дней своего знакомства со мной в отсутствии у меня честолюбия и, во-вторых, для того, чтобы попутно сказать, что Берия в дальнейшем не раз предлагал мне разные должности, более высокие, чем я к тому времени занимал, и я каждый раз отказывался.
Моя искренность в этом вопросе, очевидно, настолько была тогда ясна Берия, что он в более поздние годы даже считал возможным обходить меня, не считаться со мной. Так, например, когда в 1936 г. в связи с 15-летием со дня советизации Грузии орденами и медалями было награждено большое количество работников, Берия не включил меня в это число.
Как-то мы отдыхали в Гаграх, и товарищ Сталин должен был приехать на обед к Берия. К этому дню в Гагры были вызваны из Тбилиси многие работники. Во время обеда Берия по очереди представлял товарищу Сталину всех своих работников и о каждом говорил несколько слов, но я был пропущен, хотя на обеде присутствовал.
Тогда Берия, очевидно, не считал нужным этого делать. Но в 1938 г., когда я его упрашивал не выдвигать мою кандидатуру на должность первого заместителя наркома внутренних дел СССР, он не обратил внимания на мои доводы.
Позже, обдумывая этот вопрос, я понял, что мое выдвижение на эту должность было осуществлено им главным образом потому, что в его окружении из чекистов я был единственным русским, которого он хорошо знал.
Возвращаюсь к 1923 году.
Станского через несколько дней перевели начальником Адм. ХОЗУ или управделами, и я вновь был назначен нач. ЭКО.
В сентябре 1923 г. Берия на практике убедился, что я могу быть ему полезен: он поручил мне составить доклад о работе ЧК Грузии по борьбе с грузинскими антисоветскими партиями. Моя задача заключалась в том, чтобы свести в одно целое и отредактировать уже написанные доклады разных групп секретного отдела ЧК Грузии. Ввиду срочности я вынужден был прямо диктовать доклад на машинку. Я работал 24 часа подряд, сменились 4 машинистки, и доклад был в срок отправлен в Москву.