Убийство Царской Семьи
Шрифт:
Став на новый путь работы, военно-уголовный розыск прежде всего ухватился за слухи, сильно циркулировавшие тогда по всей Сибири и теперь еще многими не оставленные, что Царская Семья спасена Вильгельмом и вывезена куда-то за границу.
Уже 15 августа в уголовный розыск поступили откуда-то “агентурные сведения”, что Семья бывшего Государя скрылась из Ипатьевского дома, переодевшись в костюмы германских авиаторов, пробравшись через фронт по подложным документам. (По поводу этой версии любопытно вспомнить интервью американского корреспондента г. Аккермана с фантастическим камердинером Домниным, где Домнин начинает свой рассказ с аэропланов, летавших над Екатеринбургом. В действительности, в то время ни у чехов, ни тем паче у сибиряков ни одного аэроплана не было.)
Фантастичность именно такого похищения не останавливает уголовного
Версия эта была окончательно оставлена, когда с падением германского могущества стало известно, что Царской семьи в Германии нет и не было.
Исчезла эта версия, вместо нее, все в той же основной идее, уголовный розыск увлекся другой: Царская Семья спасена и вывезена самими большевиками. Эта версия была уже всецело указана советской властью в ее объявлениях о расстреле бывшего Царя.
В одном из приведенных выше рассказов, а именно в рассказе Стародумовой и Дрогиной, есть фраза: “А они”?
– спросил Медведев. “Они все уехали в Пермь”, - ответили охранники. Уголовному розыску, принявшему в основание своей работы: Царская Семья вывезена, - приведенной фразы было достаточно: “они” - это Царская Семья, и новая версия получила начало своего якобы свидетельского, документального существования. Весь положительный материал первоначальных дней розыска был как бы отброшен, забыт, под впечатлением этого местоимения “они”, в том, конечно, значении, какое нужно для этой версии. Уголовный розыск не обратил даже внимания, что сами Стародумова и Дрогина ставят эти переговоры Медведева с охранниками в связь с уплатой денег. И Медведев им говорит: “получите, когда вернутся из Перми”; слишком ясно, что “они” не могли быть Члены Царской Семьи, а касалось это Янкеля Юровского и других советских деятелей, связанных с вопросом уплаты денег женщинам за мытье полов.
Первоначально работа уголовного розыска при этой новой версии направилась к разработке материалов двух вариантов: Царская Семья вывезена грунтовым путем и другой - Царская Семья вывезена по железной дороге.
Данными, осветившими версию в направлении первого варианта, послужили сообщения “секретного работника”, командированного в расположение большевиков, который показал, что, во 1-х, пробравшись “в тыл и середину” большевиков и в деревню Еловку, в 40 верстах от Ирбита, в стороне между ст. Егоршино и Ирбитом, От караульного села Еловки Артемия Макарова он узнал, что перед уходом большевиков из Екатеринбурга ночью он видел, как проезжали три крытых автомобиля и две тройки; Макаров проследил их до конной почтовой станции и узнал, что лошадей не меняли и что в автомобилях увезли бывшего Государя и Его Семью по направлению Верхотурья. Во 2-х, в Ирбите барахольщик Липатников говорил, что ему известно, что бывший Государь и Его Семья увезены в Верхотурье.
Сведения “секретного сотрудника” были неудачны: прямой большой тракт из Екатеринбурга в Верхотурье идет через Кушву, а не Егоршино, и проходит в 200 верстах в стороне от Ирбита! Кроме того, очень уж сомнительным показалось, что везли Царскую Семью без охраны, и почему вдруг барахольщик знал, где Царская Семья, а никто другой в Ирбите ничего “секретному сотруднику” не говорил. Вариант вывоза Царской Семьи грунтовым путем оказался необоснованным, и от него отказались.
Но зато вариант о вывозе по железной дороге увлек уголовный розыск в полной мере и приковал к себе его работу до самого конца существования чинов этого розыска, то есть до оставления нами города Перми. Не считаясь ни с чем, несмотря ни на какие фактические обстоятельства убийства Всей Царской Семьи в Екатеринбурге, уголовный розыск оставался упорно и упрямо на своем пути, варьируя в деталях и духе, в зависимости от устанавливавшихся следствием Соколова фактов, опровергавших положение розыска, но сохраняя
В упорстве отстаивать эту версию уголовный розыск близко подошел к упоминавшимся выше Соловьеву, Симонову, Вяземской, Маркову, Попову и всем русским элементам в Германии, с той разницей, что все те не полагали, что Царская Семья, покинув Екатеринбург, оставалась во власти господ Исааков Голощекиных и Янкелей Юровских, и при этом могли ограничиваться простыми голословными утверждениями, так как доказательств от них никто потребовать не мог. Уголовный розыск был в другом положении: ему необходимо было искать доказательств версии вызова Царской Семьи из Екатеринбурга, так как таковые могли быть потребованы начальством, и на розыск этих доказательств уголовный розыск затратил все свое время существования и свой труд.
Первоначальными поводами, обратившими внимание уголовного розыска на возможность вывоза Царской Семьи по железной дороге, послужили опять-таки слухи, распространявшиеся по городу и в сущности вытекавшие все из того же официального объявления советских властей об эвакуации ими Семьи Романова. Со слов различных исчезнувших красноармейцев и рабочих передавались самые разнообразные детали этого вывоза: кто говорил, что бывшего Царя и Царицу вывезли из Ипатьевского дома на вокзал “закованными в кандалы и в автомобиле красного креста”; другие, наоборот, утверждали, что для перевозки в Пермь Царя и Его Семьи был образован поезд из роскошных вагонов; третьи передавали, что один из рабочих “видел своими глазами”, как Государя, “бывшего в старой потрепанной шинели”, грубо втолкнули при посадке в вагон, но сам поезд “был роскошный”. При этом передававшие высказывали догадку, “что Государя увезли в Ригу на основании одного из пунктов Брестского договора”. Четвертые видели предназначавшиеся для перевозки Царской семьи вагоны, у которых окна были замазаны чем-то черным. Пятые слышали от своих знакомых красноармейцев из бывшей охраны Царя, что Его “наверное отправят в Германию, так как большевики за него взяли у немецкого короля много денег, и король взял его к себе на поруки”, а охранник Лавушев или Корякин, “кто-то из них”, говорил, что “Ему никто не может ничего сделать, потому что от германского царя строго приказано Ленину, чтобы ни один волос не был тронут у нашего Царя”.
Сколько в этих слухах чисто русского, простонародного: и Царь, и Царица в кандалах, и поезд из роскошных вагонов, и окна, замазанные чем-то черным, и выкуп, взятый за Царя, и это “строго приказано Ленину”, а рядом “у нашего Царя”, так и сказал он “у нашего Царя”, хотя сам служил у большевиков и до этого, вероятно, сам участвовал в углублении революции Керенским и развале армии Гучковым. И все-таки остался в твердом убеждении “наш Царь”, а Ленин что?
– ему, конечно, Вильгельм мог приказать…
Но, с другой стороны, сколько в этих слухах чувствуется влияния и теоретически привитого в сознании и воспитании убеждения, что немец - все, немец - сила, сила страшная, немец каждому может приказать, и не может быть речи - не повиноваться; наш Царь - это, прежде всего, брат немецкого Царя; русский народ можно унизить, раздавить, истребить, а русский Царь уйдет к немцу…
Какой ужас, какой позор таятся в сути всех этих вышеуказанных слухов; какой позор для всех нас, допускавших и распространявших такие низкие мысли… Как мы не знали духовной и национальной мощи нашего Царя.
Принявшись за разработку версии о вывозе Царской Семьи по железной дороге, кроме как на указанные слухи и разговоры, уголовный розыск наткнулся и на документальные данные о том, что 20 июля из Екатеринбурга в Пермь под сильным конвоем был отправлен вагон с какими-то важными преступниками. В то же время парикмахер со станции Екатеринбург 1-й Федор Иванович Иванов показал уголовному розыску, что за день или два до того, как большевики объявили о расстреле бывшего Царя, комиссар станции Гуляев сказал ему: “Сегодня отправляем Николая”. Когда вечером, не видя, чтобы привозили Царя, он переспросил Гуляева, тот ответил, что Царя увезли на Екатеринбург 2-й. Те же сведения об увозе Царя подтвердил ему, Иванову, на следующий день “комиссар 4-го штаба резерва красной армии” Кучеров, а когда через два дня большевики объявили о расстреле Николая II, он, встретив обоих вместе, Гуляева и Кучерова, спросил их: “Как же это так, что верно?” На что комиссары ему ответили: “Мало что пишут”.