Убийство и Дама пик
Шрифт:
– Ты уверена, что нас приглашали именно сегодня?
– раздался сзади голос Андрея.
От неожиданности я слегка вздрогнула: никак не могу привыкнуть к тому, что мой друг ходит почти бесшумно. Когда-нибудь по его милости у меня случится родимчик.
– Нас приглашали не "именно сегодня", а в любой день. Тетя Таня живет здесь постоянно до морозов. То есть до середины ноября, как минимум, а сейчас только начало сентября, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаешься, но хозяйки, как видишь, нет. Что будем делать?
– Собирать яблоки, - решительно ответила я.
– В конце концов, нас
– А если она уехала в Москву?
– Наберем столько яблок, сколько успеем до сумерек, и поедем домой. Пикник организуем у меня, вот и вся разница с предыдущей программой. А если все-таки замерзнем, то ключ должен лежать под половицей на крыльце: зайдем в дом, погреемся. В общем, там видно будет. Скорее всего, тетя Таня пошла в магазин или в гости к соседям и вернется с минуты на минуту...
– Смотри! Твоя подруга, твоя инициатива. Мы тут присутствуем только в качестве рабочей силы, - пожал плечами Андрей и пошел звать Павла и Людмилу, которые так и не вышли пока из своей машины: то ли целовались, то ли обсуждали подробности недалекой свадьбы.
Около четырех часов мы добросовестно собирали яблоки, и чем больше проходило времени, тем сильнее становилось во мне чувство смутного беспокойства. Что могло случиться с тетей Таней? Плохо себя почувствовала и срочно уехала в Москву? Возможно. В любом случае это было единственной мало-мальски подходящей версией событий. Настойчиво приглашать к себе в любой день и при любой погоде - и исчезнуть в неизвестном направлении в субботу, да еще тогда, когда осень решила напоследок побаловать теплом и солнечным светом? Странно как-то...
По-видимому, не одну меня мучили сомнения. Павел оторвался наконец от своей Милочки, которая, если верить моим наблюдениям, не столько работала, сколько мечтала о своем, потаенном, и подошел ко мне. Я не без удовольствия прекратила битву за урожай и сладко потянулась:
– Перерыв на перекур?
Павел кивнул и протянул мне зажигалку. Эталон настоящего мужчины сильный и молчаливый. Рядом с ним я всегда чувствовала себя трещоткой, поэтому старалась говорить меньше, чем обычно. Но ведь как-то общаться надо! Понимать с полувзгляда можно только очень близкого человека, а я даже с Андреем еще не дошла до такой стадии. Тем более, что от Павла и полувзгляда-то не всегда можно добиться. Больше всего он мне напоминает остро отточенный нож: сплошные вертикали и серо-стальные тона глаз и волос. Делайте со мной что хотите, но работа в компетентных органах не проходит для человека бесследно.
– Куда все-таки подевалась хозяйка?
– нарушил наконец молчание Павел. Может, позвонить твоей подруге?
Дельное предложение, только откуда прикажете звонить? Идти полчаса пешком до станции, где телефон-автомат хоть и есть, но не факт, что в действующем состоянии? Или ходить по домам и спрашивать, нет ли там, случайно, телефонного аппарата?
К счастью, я не успела озвучить эти вопросы, потому что Павел достал из нагрудного кармана мобильный телефон. И об этой детали его экипировки я ухитрилась забыть, хотя всего полгода назад провела рядом с Павлом несколько часов подряд и все это время он с мобильником практически
Просто-то просто, но... Номер телефона Елены наизусть я не помнила, он остался в записной книжке, а книжка, естественно, дома. Звонить Галке бессмысленно, ее нет в Москве. Нет, ничего не выйдет.
– Приедем в Москву, позвоним, - как можно непринужденнее сказала я.
– Ты же знаешь, у меня отвратительная память на цифры.
– Может быть, ты хотя бы фамилию Елены помнишь?
– спросил Павел.
Интонация не оставляла сомнения в том, насколько глубоко он в этом сомневается.
– Не помню. Имена, фамилии - это для меня беда. Знакомлюсь с человеком и через две минуты забываю, как его звать-величать. Помню только, что у Елены очень простая фамилия: то ли Муратова, то ли Мурашова, то ли Муравьева. Нет, бесполезно. А знаешь, можно войти в дом и поискать там - вдруг телефон записан...
– На стене? Наташа, эта идея никуда не годится. И как ты собираешься войти в дом, интересно?
– А здесь ключ обычно лежит под половицей. Раньше, во всяком случае, его туда клали, если отлучались ненадолго.
Павел не успел оценить по достоинству еще одну мою идею, как я поднялась на крыльцо и быстро нашла незакрепленную половицу. Но ключа под ней не оказалось. Я бы еще долго бессмысленно таращилась на пустоту под доской, если бы меня не оторвали от этого увлекательного занятия.
– Так, - услышала я над собой голос Андрея, интонация которого не предвещала ничего хорошего.
– Мне все это перестало нравиться. Хозяйки нет, хотя она должна быть дома, ключа тоже нет, хотя он должен лежать на условленном месте. Насколько я знаю Галку, она женщина серьезная и информацию выдает только проверенную. Остается предположить, что случилось нечто непредвиденное. Например, хозяйке стало плохо и соседи отправили ее в больницу. Или что-то случилось в Москве, пришлось срочно туда ехать. Вариантов много, а веселого мало.
– А может быть, она дома? Заперлась на ночь изнутри, а потом ей стало плохо...
Павел молча оглядел участок, притащил от сарая чурбак, поставил его на попа и с этой импровизированной табуретки заглянул в незанавешенные окна веранды.
– Все в абсолютном порядке, - спрыгнув, сообщил он.
Потом он проделал ту же процедуру возле окна комнаты. В доме, похоже, никого не было, так что вариант с дверью, запертой изнутри, сам собой отпал. Андрей обменялся с Павлом взглядом и вынес вердикт:
– Сворачиваем сельхозработы, тем более что яблок уже набрали на три года вперед. По коням - и в Москву, звонить твоей приятельнице Елене. К тому же скоро начнет смеркаться, становится прохладно. Я прав, Павел?
Павел ограничился кивком и поспешил сообщить новости Милочке, которая давно уже сидела на голубом диванчике-качелях, установленном на полянке, и, похоже, одиночеством не тяготилась. Когда -Павел подошел к ней, она не сразу это заметила, но внимательно выслушала то, что он ей сказал. Они обменялись поцелуями. Идиллия, блин! Павел пошел к машине, и тут я увидела, как Милочка проводила его странным взглядом, в котором было что угодно - тоска, непонимание, загнанность какая-то, наконец, - только не нежность.