Убийство императора. Александр II и тайная Россия
Шрифт:
Это был голос двора. Это исповедовала с каждым днем крепнувшая оппозиция ретроградов, это царь читал теперь в глазах сына. Самое печальное – ретроградная партия все больше сплачивалась вокруг его Саши – вокруг наследника престола.
В толстой тетради в кожаном переплете с металлическим замком остался дневник наследника и его отчаянные записи в эти годы: «Просто ужас, что за милое время!»… «Господи, дай нам средства и вразуми нас, как действовать! Что нам делать!»… «Самые ужасные и отвратительные годы, которые когда-либо проходила Россия!»
Они
Как
Бегать в шестьдесят «как заяц» (слова императрицы ему передали) на виду у собственного двора! Да еще накануне дня рождения! «Хороший подарок мне преподнесли», – сказал он тогда.
Но он старался не выходить из себя.
Но таинственные они продолжали свое дело. Они объявили свое загадочное имя – «Исполнительный Комитет».
Шеф жандармов Дрентельн, петербургский градоначальник и несколько других должностных лиц получили по почте письма одинакового содержания. На каждом из них стояла овальная печать некоего «Исполнительного Комитета русской социально-революционной партии». В центре печати были изображены пистолет, топор и кинжал.
«Исполнительный комитет, имея причины предполагать, что арестованного за покушение Александра II Соловьева могут подвергнуть пыткам, объявляет, что всякого, кто осмелится прибегнуть к такому роду выпытывания показаний, Исполнительный Комитет будет казнить смертью».
Война с террором
Это было слишком. И он решился быть беспощадным. Он задумал вернуть время отца, о чем так мечтал двор. Александр решил победить силой. И теперь, едва закончив войну на Балканах, он объявляет новую войну – в собственной стране. Войну с террором. Беспощадную войну – до полной победы.
Почти вся европейская Россия была поделена на шесть временных генерал-губернаторств (Киевское, Московское, Харьковское, Петербургское, Варшавское и Одесское). И чтобы не было ни у кого сомнений, что это война, на всех этих территориях объявляется военное положение. И во главе генерал-губернаторств назначаются знаменитые боевые генералы прошлой войны. Победитель на Кавказском фронте граф Лорис-Меликов, герой Шипки генерал Гурко, победитель Плевны генерал Тотлебен…
Военный министр Д.А. Милютин печально записал в дневнике:
«Все заботы высшего правительства направлены к усилению строгости, вся Россия, можно сказать, объявлена в осадном положении».
Генералы Гурко и Тотлебен начали по-военному: высылали, конфисковывали, бросали в тюрьму.
В обществе появилось даже понятие – «белый террор». Так он решительно начал бороться с решительными молодыми людьми.
В ответ продолжились покушения на сановников.
Наступила невиданная прежде жизнь. «Вокруг дворца, на каждом шагу полицейские предосторожности; конвойные казаки…
«Обуявшее всех неудовольствие!».
«И хозяева это чувствуют», – добавляет министр.
Конечно, он чувствует! Несмотря на расправы, напряжение в стране не спадает. Более того, было нечто тревожное в воздухе: что-то случится!
И это постоянное нервное напряжение его очень изменило… Все тот же министр П.А. Валуев беспощадно записал в дневнике:
«Видел их императорских величеств… Государь имеет вид усталый и сам говорил о нервном раздражении, которое усиливается скрывать. Коронованная полуразвалина… В эпоху, где нужна в нем сила, очевидно, на нее нельзя рассчитывать!»
В это время ему надо было принять еще одно трудное решение, оно и стоило ему большого «нервного раздражения».
Его мучил страх за нее. Он встречался с ней, с детьми в ее особняке или в кабинете отца, куда ее по-прежнему тайно привозили.
И по внутренней лестнице из кабинета, по которой папа поднимался к матери, он теперь спускался к ним. Но каждый раз, когда ее везли во дворец, он не находил себе места. Он не мог дать ей охрану с казаками, как остальным великим князьям. Это было бы излишне публично… Так что они могли подъехать к ее карете (как подъехали к карете Дрентельна), выстрелить, а то и попросту захватить ее с детьми!
И кто они? Сколько их? Как и многие в Петербурге, царь должен был задавать себе этот безответный вопрос. И все чаще видели, как он сидел в апатии часами в кабинете – и вдруг в ярости швырял канделябр в стену. Или вместо утренней прогулки угрюмо ходил по бесконечной анфиладе дворца. Затворник в собственной столице.
По городу ходила сплетня, что во время прогулки по анфиладе император увидел, как кавалергард, охранявший вход в апартаменты, что-то быстро спрятал за спиной. И царь тотчас выстрелил, а это была папироска.
Такие сплетни распространял про него теперь двор. Его не любили – точнее уже не боялись не любить. И ненавидели ее.
Но надо было решаться. И он решился… Он поселил Катю с детьми на третьем этаже дворца, там, где были камер-юнкерские комнаты и комнаты фрейлин. (Далеко от покоев Маши, которые были на втором этаже.)
В этом не было ничего нового. И при деде императоре Павле, и при дяде Александре I, и при отце во дворце жили их любовницы. Это не считалось непристойным, ибо никто не смел обсуждать. Но теперь – гласность. Теперь разучились бояться.
И тотчас возникла сплетня, будто Катя и дети живут прямо над императрицей – и несчастная, больная, старая императрица слышит над собой беготню его незаконных детей.
При всех этих сплетнях пребывание княгини во дворце считалось… тайной!