Убийство к Рождеству
Шрифт:
Я спокойно поднялся на лифте до шестого этажа, вышел на площадку и позвонил в дверь квартиры. Меня, видимо, ждали в прихожей. Дверь тут же открылась, но не успел я даже сообразить, кого вижу перед собой, как на мою голову обрушился такой удар, по сравнению с которым прикосновения в моем доме и в «Пикнике» были всего лишь детскими щелбанами.
VIII. Узел затягивается
В носу неприятно защекотало, и я открыл глаз. Сначала — только правый. Почти все поле зрения занимала ворсистая плоскость, рыжеватая и немного грязная. Я открыл левый глаз, и понял,
Попытался приподнять голову, но тут же взвыл: боль была такая, что в глазах поплыли разноцветные круги. Не слишком ли часто в последнее время моя голова кажется кому-то похожей на боксерскую грушу?
Сволочи! Охая и шипя сквозь зубы, я приподнялся и сел на полу. Посмотрел на часы — почти четыре! Ничего себе, на сколько я вырубился! Перед глазами все дрожало и плыло. К горлу подступала тошнота. Поскольку я еще минуты две-три не мог вспомнить, кто я такой и зачем здесь нахожусь, можно было предположить, что легкое сотрясение мозга мне сегодня обеспечили.
Потрогал голову. На волосах что-то липкое. Посмотрел на пальцы. Кровь, что же еще? Кровь обычно и бывает красного цвета. Такого же, как то пятно, что находится шагах в трех от меня, на полу в дверном проеме, ведущем в комнату…
Однако это вряд ли была моя кровь — похоже, я потерял значительно меньше — мышку не утопить. А вот в этой луже…
Я подполз к комнате и заглянул туда. Все! Непереваренные остатки поглощенного за обедом «биг-мака» тотчас вылезли на пол, в сопровождении ужасных звуков и прямо в лужу начинающей сворачиваться крови.
В полуметре от моего лица находились босые ноги, облаченные в дешевые спортивные брюки. Тапочки валялись неподалеку. Все это принадлежало не кому иному, как Михаилу Егорову. Он лежал на спине, головой в сторону окна, широко раскинув руки. Невидящие выпученные глаза смотрели в потолок, словно пытаясь увидеть на нем некую надпись, недоступную тем, кто пока жив. Михаил явно и бесповоротно был мертв.
Дрожащей рукой я утерся, потом попытался встать на ноги. Они почти не слушались, и это было плохо: мне надо было рвать отсюда, пока не поздно. Что же это такое: меня не удалось подставить с Диной, теперь решили использовать для того же самого Мишу?
Однако я валялся в квартире больше двух часов. За это время можно пятьсот раз натравить на место преступления милицию. А раз это не сделано, значит… Значит, сейчас никому не нужно, чтобы я попался.
Мозги еще работали плохо. Я какое-то время тупо смотрел на труп молодого человека. Его убили тем же образом, что и Дину — перерезали горло от уха до уха, залив кровью довольно большую площадь на полу комнаты… От Дины крови было значительно меньше…
Я вдруг сообразил, что у меня больше нет конверта с фотографиями девушек, которые сделал Авдеев — я ведь отдал его Мише. Вот это номер!
А снимки, которые Миша должен был приготовить для меня? Наверное, их забрали вместе с моей мультифорой — что-то ничего похожего на фотографии в пределах видимости не наблюдается. Да еще, если судить по выдвинутым ящикам и распахнутым дверцам шкафов, рядом с которыми валяется барахло, тот, кто пришел сюда раньше, успел сделать обыск.
Мозг начал набирать обороты. Я пока не опасен, выходит, так? Опасен был Миша. Потому что он должен был что-то увидеть на этих фотографиях.
Я знал человека, который, по слухам, очень хорошо орудует ножом. Это Влад по кличке Соленый. Но он-то каким образом влез в эту историю? К тому же, человек, чей силуэт я успел увидеть, шире Соленого раза в полтора. Бугай, похожий на молдаванина? Тот, который уже зачем-то бил меня в «Пикнике»? И тот, который расспрашивал Веру Степановну про девушек, которых Сашка Жариков время от времени приводит к себе в квартиру?
… Про бугая я думал, уже спускаясь в лифте. А когда садился в машину, соображал, кому было известно о моем предстоящем визите к Михаилу. Уж слишком не походило его убийство на случайность.
Запустив двигатель, я снял с головы зимнюю кепку, пока она не прилипла к волосам, и осмотрел ее со всех сторон. Да, тонковата будет для московской погоды в феврале. Надо носить шапку из песца. Или каску. Желательно с подшлемником. Иначе я скоро заработаю себе такой менингит, что мало не покажется.
По случаю воскресного вечера вокруг «Оберона» давились подростки. Что бы со мной ни происходило, было приятно, что деньги на кассу идут. Жадный я стал с этим бизнесом, подумалось мне. Убить бы, наверное, мог того, кто вздумает отобрать мой кусок хлеба с каким-никаким, а маслом. Вот, кстати, мотив подавляющего большинства всех преступлений. Деньги. Кому выгодно, чтобы я сел в тюрьму или вообще перестал коптить московское небо?
— Между прочим, тут очередь, — обратился ко мне мальчишка, которого я слегка толкнул, поднимаясь по ступенькам к двери салона.
— Тихааа, — сказал я.
Подросток успокоился. В зале суетились сразу два дежурных админа — шла пересмена. На каждом из экранов что-то происходило: летали вертолеты, кто-то палил из шотгана, кто-то обустраивал Средиземье. Все было в порядке. Кроме того, что мне срочно нужен был мой компьютер.
Но мелкий предприниматель не стал выгонять клиента. Он терпеливо ждал, когда игрок истребит отпущенных ему на заветный час монстров, и только к концу сеанса подозвал администратора и потребовал установить права доступа для хозяина салона.
Усевшись за компьютер, я запустил базу данных столичных адресов. Она, конечно, была куплена на черном рынке, так же как и базы данных ГИБДД, сотовых операторов и других контор рангом пожиже. Набрал фамилию «Авдеев», название переулка, номер дома. И попал в цель! Можно было не сомневаться, что в тот злополучный вечер Сурок уходил от фотографа. И можно было не сомневаться, что все было подстроено — кто-то очень хотел прокатить Дину именно в моей машине.
А раз так, не значило ли это, что Авдеев тоже приложил руку к моим злоключениям? Это объясняло многое, включая и то, зачем фотограф нашлепал мне за сто долларов красивых фальшивок. Возможно, я свалял дурака, когда назвал вслух адрес — Авдеев знал точно, к кому я намеревался ехать. Однако доказать его причастность я не мог. Но не мог поверить и в то, что этот слизняк вообще может быть замешан в убийстве. А потому не мог ответить и на вопрос, самый важный на этот час.