Убийство на поле для гольфа

Кристи Агата

– Сомневаюсь, – покачал головой Пуаро. – Человек вроде мсье Рено, чья жизнь прошла в дальних странах и была полна опасностей и приключений, вряд ли станет просить защиты от женщины.

Судья энергично кивнул.

– И я так считаю. Получается, объяснение этому письму нужно искать…

– В Сантьяго, – закончил за него комиссар. – Я немедленно отправлю каблограмму в полицейское управление Сантьяго, запросив все подробности тамошней жизни нашего покойника: его любовные связи, деловые операции, друзья, враги, которых

он там нажил. Будет очень странно, если после этого мы не отыщем ключ к разгадке его убийства.

Комиссар оглядел присутствующих, ища поддержки и одобрения.

– Блестяще, – откликнулся Пуаро.

– Его супруга тоже могла бы дать нам подсказку, – прибавил судья.

– А не было ли других писем этой самой Беллы среди бумаг мсье Рено? – спросил Пуаро.

– Нет. Мы, разумеется, первым делом просмотрели всю личную корреспонденцию у него в кабинете. Впрочем, ничего интересного мы там не нашли. Обычная переписка и деловые бумаги, всё в рамках приличий. Единственное, что бросилось в глаза, так это его завещание. Вот оно.

Пуаро пробежал документ глазами.

– Итак. Наследство в тысячу фунтов получает мистер Стонор – кто это, кстати?

– Секретарь мсье Рено. Он остался в Англии, но пару раз приезжал сюда на выходные.

– А все остальное без каких-либо оговорок наследует его возлюбленная жена Элоиза. Написано от руки, но оформлено по всем правилам. Свидетельницы – две служанки: Дениза и Франсуаза. Ничего необычного. – Пуаро вернул бумагу.

– Возможно, – начал Бекс, – вы не обратили внимания…

– На дату? – В глазах Пуаро мелькнул огонек. – Да, конечно же обратил. Две недели назад. Должно быть, именно тогда он впервые осознал опасность, которая ему грозила. Многие богачи умирают, не оставив завещания, поскольку и в мыслях не допускают вероятность своей кончины. Впрочем, делать поспешные выводы довольно опасно. Однако завещание указывает, что, несмотря на свои любовные похождения, мсье Рено питал искреннюю любовь и уважение к своей супруге.

– Да, но… – с сомнением протянул мсье Отэ. – Здесь, кажется, возникает маленькая несправедливость по отношению к его сыну, поскольку тот оказывается в полной зависимости от матери. Если она снова выйдет замуж и попадет под влияние второго супруга, то не видать тогда парнишке ни гроша из отцовского состояния.

Пуаро пожал плечами.

– Мужчины – создания тщеславные. Мсье Рено, очевидно, воображал, что его вдова больше никогда не вступит в брак. А что касается его сына – возможно, мсье Рено поступил мудро и осмотрительно, оставив деньги в руках матери. Сыновья богачей известны склонностью к мотовству.

– Может быть, вы и правы. Итак, мсье Пуаро, вам, несомненно, хочется увидеть место преступления. К сожалению, тело убрали, но мы, разумеется, предварительно сфотографировали его во всех возможных ракурсах, и как только снимки будут готовы, тотчас же предоставим

их в ваше распоряжение.

– Благодарю вас, мсье, вы очень любезны.

Комиссар поднялся из-за стола.

– Следуйте за мной, господа.

Открыв дверь, он поклонился, пропуская Пуаро вперед. Пуаро, не уступая ему в галантности, попятился и отвесил поклон комиссару.

– После вас, мсье.

– Прошу вас, мсье.

Наконец они все-таки вышли в холл.

– А кабинет – это вон та комната, не так ли? – внезапно спросил Пуаро, кивком указав на дверь напротив.

– Да. Желаете взглянуть? – С этими словами комиссар отворил дверь, и мы вошли.

Комната, которую мсье Рено выбрал для личных нужд, была невелика, но весьма уютна и обставлена с большим вкусом. У окна стоял практичный письменный стол со множеством ящиков и ячеек. Два больших кожаных кресла расположились напротив камина, а между ними – круглый журнальный столик, на нем – стопки свежеизданных книг и последних выпусков журналов. Две стены занимали книжные полки. В дальнем конце комнаты, против окна, стоял красивый дубовый буфет, а на нем – изящная подставка с графинами. Бледно-зеленые тюль и портьеры, а также ковер им в тон завершали убранство кабинета.

Пуаро на мгновение замер на пороге, охватывая взглядом комнату, а потом вошел, на ходу легонько погладил спинки кресел, взял со столика журнал, аккуратно начертал невидимые знаки пальцем на крышке письменного стола. Лицо его выразило полнейшее одобрение.

– Что, пыли нет? – спросил я с улыбкой.

Он улыбнулся в ответ, оценив мое знание его маленьких слабостей.

– Ни пылинки, мон ами! Но, кажется, я впервые сожалею об этом.

Его по-птичьи острый взгляд метался с одного предмета на другой.

– Ага! – вдруг заметил он с явным облегчением в голосе. – Каминный коврик лежит криво. – И наклонился, чтобы поправить его, но внезапно издал короткий возглас и выпрямился. В руке он сжимал клочок бумаги.

– Во Франции, как и в Англии, прислуга ленится подметать под ковром! – Бекс взял у него обрывок, и я подошел ближе, чтобы получше его рассмотреть. – Узнаете, что это… а, Гастингс?

Я недоуменно покачал головой, однако… этот характерный розоватый оттенок бумаги что-то отдаленно напоминал мне.

Мыслительный процесс в голове комиссара происходил куда быстрее моего.

– Обрывок чека! – воскликнул он.

На клочке размерами примерно квадратный дюйм чернилами было выведено: «Дювин».

– Отлично, – сказал Бекс. – Этот чек был выписан кем-то, либо кому-то по фамилии Дювин.

– Думаю, второе, – сказал Пуаро. – Поскольку, если я не ошибаюсь, это почерк мсье Рено.

Вскоре все подтвердилось путем сравнения с запиской, лежавшей на столе.

– Боже мой, – удрученно пробормотал комиссар. – Не представляю, как я это проглядел!