Убийство на скорую руку
Шрифт:
– В очень красивый красно-голубой наряд с золотой каймой, – моментально ответил священник, – и в этом заметном, даже вызывающем костюме он вошел в Гималайя-Мэншенс под присмотром четырех пар зорких глаз. Потом он хладнокровно зарезал Смайса и спустился на улицу с
– Достопочтенный сэр! – воскликнул Энгус и остановился. – Кто-то из нас спятил, но не могу понять – вы или я?
– Вы не сошли с ума, – сказал Браун. – Просто вы не очень наблюдательны. К примеру, вы не заметили такого человека, как этот.
Он сделал три быстрых шага вперед и положил руку на плечо обычному почтальону, который спешил куда-то по своим делам, скрытый в тени деревьев.
– Почему-то никто не замечает почтальонов, – задумчиво сказал он. – Однако у них есть чувства, как и у других людей, и они даже носят с собой большие холщовые сумки, куда можно легко уложить труп маленького человека.
Вместо того чтобы обернуться, почтальон отпрянул в сторону и налетел на садовую ограду. Это был сухопарый мужчина со светлой бородкой, самой обычной внешности, но когда он повернул к ним испуганное лицо, всех троих поразило его жуткое, почти демоническое косоглазие.
Фламбо, у которого было еще много дел, вернулся к своим саблям, восточным коврам и персидскому коту. Джон Тернбулл Энгус вернулся к девушке из кондитерской, с которой этот неосмотрительный молодой человек с тех пор ухитряется замечательно проводить время. А отец Браун еще много часов
Лиловый парик
Эдвард Натт, прилежный редактор газеты «Дейли реформер», сидел у себя за столом, распечатывая письма, и правил гранки под веселый напев пишущей машинки, на которой стучала энергичная юная дама.
Мистер Натт работал без пиджака. Это был плотно сбитый светловолосый мужчина с решительными движениями, твердо очерченным ртом и безапелляционным тоном голоса, но в его круглых и широко распахнутых, словно у младенца, голубых глазах застыло недоуменное и даже тоскливое выражение, странным образом противоречившее первому впечатлению. Впрочем, это выражение не было обманчивым. О нем, как и о многих облеченных властью журналистах, по праву можно было сказать, что он жил в постоянном страхе – в страхе против обвинений в клевете, в страхе перед потерей рекламодателей, перед опечатками и, наконец, перед увольнением.
Его жизнь состояла из ряда тяжких компромиссов между владельцем газеты (то есть его работодателем) – дряхлым мыловаром с тремя неустранимыми ошибками в извилинах головного мозга – и талантливыми сотрудниками, которых он набрал в редакцию. Среди них были блестящие и опытные журналисты, а также, что гораздо хуже, искренние энтузиасты политической линии, проводимой газетой.
Конец ознакомительного фрагмента.