Убийство на водах

Любенко Иван Иванович

– А ведь вы положительно правы! – затряс головой Варяжский. – Как же это я сразу не заметил?

– Смотрите, к нам направляется Куприян Савельевич, – воскликнула Ангелина Тихоновна.

По аллее, прямо навстречу, широким шагом приближался главный врач-психиатр Хлудовской больницы. От быстрой ходьбы ему то и дело приходилось поправлять свой котелок. А трость даже не успевала касаться земли.

– А я за вами, Клим Пантелеевич, – погнал с места в карьер Стильванский. – Час назад мне позвонил полицмейстер и распорядился, чтобы я приготовил Фартушина для проведения сеанса – не поверите! – телепатии. Оказывается, в Кисловодск на гастроли приехал какой-то господин.

Он объявил во всеуслышание, что может читать чужие мысли. Местным сыщикам тут же пришла в голову новая блажь – покопаться в мозгах нашего сумасшедшего Нострадамуса. Однако, чтобы иметь возможность посоветоваться с вами, я попросил их перенести это сомнительное мероприятие на завтра. Но это оказалось невозможно, – доктор пожал плечами, – по пятницам заезжий телепат, точно аккумуляторная банка, подзаряжается энергией из космоса. Вы меня премного обяжете, если вместе с Николаем Петровичем согласитесь присутствовать на сем действе. Не знаю почему, но у меня на сердце нехорошо. К тому же наш пациент весьма слаб, а после вчерашнего покушения он замкнулся в себе, как улитка в раковине.

– Покушения? О чем вы? – осведомился Ардашев.

– Видите ли, есть у нас в лечебнице один больной по фамилии Фрышкин. Зовут его Иероним. С первого взгляда – человек как человек, ни мухи, ни какой другой божьей твари не обидит. Сам он из Пятигорска. Жил тихо, мирно, детей по головкам гладил, с соседями по утрам здоровался, а по ночам инкогнито работал палачом в местной тюрьме. Однажды ему пришлось приводить в исполнение приговор в отношении девяти человек. Свою обязанность он выполнил добросовестно, но утром упал в обморок и обнаружил признаки острого умопомешательства. Теперь уже два года как у нас «квартирует». А последние три месяца Иероним неожиданно пошел на поправку. И даже, что вообще необъяснимо, стал увлекаться чтением. Я позволил ему выдавать газеты. А вчера, прочитав статью Эйдельмана о предсказаниях Фартушина, он собрался «пойти и победить сатану». Ни я, ни кто из персонала не придал значения его словам. Ну, посудите сами: мало ли что может сорваться с языка сумасшедшего? Однако Фрышкин каким-то невероятным образом проник на кухню и стащил разделочный нож. А потом с криком «Убью дьявола!» ринулся прямо в седьмую палату. Слава богу, что Фартушин в этот самый момент находился, да простят меня дамы, в ретираднике. Одним словом, надзиратели экзекутора едва скрутили. Теперь он в комнате для буйнопомешанных.

Ардашев щелкнул крышкой карманных часов и, развернувшись к Нижегородцеву, сказал:

– Как я понимаю, надобно торопиться. Едем, Николай Петрович?

– С удовольствием, Клим Пантелеевич.

– Простите, милые дамы, что украл ваших мужей, – слегка склонив голову, извинился Стильванский. – Надеюсь, что не пройдет и часа, как они вернутся. Желаю вам не скучать.

– Что вы, Куприян Савельевич! Осип Осипович будет развлекать нас забавными анекдотами, не правда ли? – игриво улыбнулась Вероника Альбертовна и вопросительно взглянула на Варяжского. Титулярный советник смутился и что-то пробубнил.

У перекрестка, будто по заказу, ожидал свободный фиакр. Забравшись в коляску, Стильванский перевел дух и с ходу принялся засыпать Ардашева вопросами, связанными с последним убийством. Но Клим Пантелеевич, в свойственной ему вежливой манере, всячески уклонялся от каких-либо пояснений. Он то отрешенно смотрел по сторонам, то копался в монпансье, выбирая новое лакомство. Обиженный невниманием доктор насупился и замолк. И лишь Нижегородцев, знавший присяжного поверенного уже не первый год, наблюдал за этой сценой с ироничной улыбкой.

На

Хлудовской улице у смирительного дома толпился народ. Среди воздушных женских шляпок и котелков мелькали картузы и платки. Расфранченные дамы и солидные господа, калеки на костылях, старушки-богомолицы, нищие и странники с непокрытой головой то и дело кланялись, молились, причитали и крестились на больничную дверь. Длинный, как жердь, бродяга в онучах и рогоже размахивал хоругвями с ликом Спасителя. «Благочестивый Афанасий, спаси нас!» – кричал, разрывая на груди рубаху, какой-то мужик с бородой по пояс. «Защити мя от гнева Господня!» – вопила в истерическом экстазе, упрятанная в шифон и кружева уже немолодая madame.

Извозчик остановил экипаж. Расплатившись, Стильванский раздраженно заметил:

– Полюбуйтесь, господа, что натворил этот циник Эйдельман: народ взбаламутил, да и Фрышкин, прочитав его пасквиль, чуть было Фартушина не порешил. Будь моя воля, я бы ввел в Уложение о наказаниях новую статью, по которой на таких вот щелкоперов, за сплетни да облыжные домыслы можно было бы накладывать епитимью. Пусть бы годами грехи перед Господом замаливали, а то творят, что вздумается, и никакой управы на них нет!

– Ну а как без них, Куприян Савельевич? Без них тоже нельзя, – заметил адвокат. – Газетчик – сродни глашатаю – свежие новости по земле разносит. А в них чего только нет! И про судью мздоимца расскажет, и губернатора-казнокрада на чистую воду выведет. Плохо только, что последнее время много среди журналистов продажных субъектов развелось. Но такие долго на одном месте не задерживаются. Смотришь, и кочует один и тот же крикливый псевдоним из «Пятигорского эха» в «Кавказский край», а оттуда в «Вершины Бештау». Так и бродит по редакциям, пока совсем изгоем не станет. – Ардашев вдруг замолчал и уставился на чумазого паренька лет шестнадцати, бойко торговавшего засаленными кусками какой-то материи, то ли коленкора, то ли муслина стародавних времен.

– А что это у тебя, любезный?

– Это лоскуты от исподнего Афанасия Благочестивого. Излечивает хворь и пособляет от сглазу, – весело пробалагурил юнец. – Купите, барин, недорого прошу: гривенник – штука.

– От какого такого Афанасия Благочестивого? – недоуменно осведомился Нижегородцев. – От Фартушина, что ль?

– От его родименького, – продавец вздохнул и перекрестился.

– Да это же форменное шарлатанство, господа! – дернул от негодования плечами Стильванский. – Куда только полиция смотрит!

– А вы не волнуйтесь, Куприян Савельевич, – послышался сзади чей-то голос. Я уже приказал городовому разогнать это сборище.

Повернувшись назад, доктор узрел кисловодского полицмейстера полковника Куропятникова в компании капитана Круше, судебного следователя Протасова и невысокого господина лет сорока, с бритым лицом. Толстый нос, обвислые щеки и маленькие глаза делали его похожим на французского бульдога. Правда, бульдога пьющего, поскольку нос отличался сизым цветом. Руки незнакомца нервно теребили ручку медицинского несессера, который он, словно школьник, держал прямо перед собой.

– А! Афанасий Евтропович! Уже прибыли? – Стильванский попытался выдавить из себя приветливую улыбку, но она получилась настолько натужной, что ему самому стало неловко перед полицмейстером. – Проходите, проходите, господа! – торопился он, открывая наружную дверь. Вот и хорошо, что все собрались, сейчас, стало быть, и начнем.

Миновав двор с высаженными клумбами, над которыми кружили пчелы, вся депутация вошла в небольшой кабинет доктора. Полковник вопросительно уставился на Ардашева и Нижегородцева: