Убийство по расписанию. Завещание для всех желающих
Шрифт:
Таких персон оказалось не так уж и много. Славик упомянул младшего научного сотрудника Костюшкина, которого Шанин опекал последние три года, еще Вишнякова, его секретаря или помощника по связям с общественностью. Назвал он и пару профессоров, с которыми Евгений Иванович время от времени встречался в неформальной обстановке. Это были Николай Никандров и Узморский с чудным именем Аврелий.
С таким уловом сыщик уже мог развернуться.
Оказавшись в знакомом холле, Гуров сразу предъявил дежурному охраннику удостоверение и заявил, что находится при исполнении, так что время тянуть
Согласно инструкции, Гуров поднялся на третий этаж, прошел по длинному коридору, пару раз повернул налево и оказался в тупичке с единственной дверью. На ней красовалась табличка с надписью «Лаборатория профессора Никандрова».
Лев Иванович подергал за ручку. Дверь оказалась заперта. Он постучал, но ответа не последовало.
«Вот тебе и раз, – подумал полковник. – Что же мне теперь делать? Где искать профессора?»
Выручил его все тот же Славик. На звонок он ответил мгновенно, будто сидел и ждал вызова. Он попросил сыщика никуда не уходить и отключился.
Прождал Гуров минут пятнадцать, зато в итоге получил вместо одного сразу двух профессоров. Никандров и Узморский пришли вместе.
Никандров запустил всех в помещение лаборатории, устроил в комнате отдыха и начал разговор первым.
– Это правда? То, что сказал нам Славик? – спросил он. – Жени Шанина действительно больше нет?
– Да, это так, – ответил Гуров.
– Славик сказал, что его убили. Как такое возможно?
– Это нам и предстоит выяснить, – заявил Гуров. – Собственно, за этим я и приехал.
– Думаете, это кто-то из наших? – подал голос профессор Узморский. – Об этом не может быть и речи! В институте работают люди исключительной порядочности.
– Да брось ты, Аврелий. Навуходоносор, по-твоему, порядочный человек? Или, может, Лева Строев? – возмутился Никандров. – Это я еще про группу Васечкина молчу.
– Ты занимаешься подменой понятий, – принялся философствовать Узморский. – Одно дело – защита интересов рабочей группы, и совсем другое – противоправные действия.
– А откуда мне знать, разграничиваются ли критерии порядочности у того же самого Строева, или он во всех областях жизни ведет себя недостойно, – настаивал Никандров. – Вполне вероятно, что ради защиты тех самых пресловутых интересов рабочей группы этот тип не остановится перед устранением препятствия.
– Профессор Шанин являлся препятствием для Строева? – вклинился в полемику Гуров.
– Нет, что вы! – заявил Никандров. – Это всего лишь рабочая версия. Для примера, так сказать.
– Так! Давайте изначально определимся, – категорично заявил Гуров. – Времени у меня в обрез, так что прошу выдавать только ту информацию, которая имеет отношение к Евгению Шанину и подтверждена фактами. Я могу на вас рассчитывать?
Профессора сконфузились и принялись рассыпаться в заверениях, что впредь станут говорить только о том, что имеет отношение к делу. Разумеется, только факты. На этом они и порешили.
Гуров начал
Профессор Шанин, по мнению коллег и друзей, являлся примерным семьянином. Предположить, что у него вдруг появилась пассия, казалось им невозможным. На этом сошлись оба профессора.
Относительно сотрудников, находящихся в его подчинении, Шанин вел довольно строгую политику. Сачковать и отлынивать, работая над его проектами, не удавалось никому. С лентяями он расставался безжалостно, но серьезных конфликтов с уволенными сотрудниками у него не возникало. Как правило, сотрудники с ленцой сами от него убегали. Вообще, по мнению коллег, работать в группе Шанина было непросто. Зато те люди, которые задерживались там хотя бы на год, оставались в команде надолго.
Другой аспект профессиональной деятельности Шанина, а именно поиск и привлечение инвесторов под свои проекты, проходил в стороне от глаз коллег-профессоров. Но о том, что эта деятельность приносила ощутимые результаты, знали все. У Шанина в запасе всегда имелись один-два инвестора, готовых подписаться под его исследования. Один только проект всероссийского фестиваля науки чего стоил. Под крышей НИИ ядерной физики в дни его работы собирались представители почти всех регионов страны. Это обходилось недешево. Большую часть расходов несли инвесторы, завербованные Евгением Шаниным.
Изменения в его поведении профессора отметили особо. Да, в последнее время Женя стал раздражительным, нетерпимым к ошибкам подчиненных. Теперь он больше времени проводил в лаборатории, в одиночестве, часто отказывался от встреч в неформальной обстановке и вообще вел себя недружелюбно.
Друзья-профессора списывали раздражение коллеги на непростую ситуацию в семье. Все знали, что супруга Шанина страдает бессонницей, и помочь ей не может никто из тех медицинских светил, которых с упорством мамонта отыскивал Евгений.
Но ни один из профессоров не мог предположить, что понадобилось Шанину на Дорогомиловском мосту, кто мог желать ему смерти и почему он ни разу не обмолвился о реальных проблемах, пока еще был жив. По какой причине Евгений впервые за долгие годы покинул стены НИИ в неурочное время, его коллеги тоже не знали.
Про инвесторов профессора посоветовали Гурову поговорить с Вишняковым, помощником Шанина. Они подсказали сыщику, где его найти, и распрощались с ним.
Лев Иванович отправился в восточное крыло здания, где обитал помощник Шанина. Плутал он долго, пока не встретил смышленого парнишку, который согласился довести его до места.
Вишняков расположился в кабинете профессора и разбирал бумаги. Приход полковника Гурова его смутил. Узнав, кто перед ним, он начал оправдываться, сказал, что вторжение в кабинет руководителя обусловлено крайней необходимостью. Новость о смерти профессора уже облетела все этажи. На Вишнякова посыпались всяческие жалобы, требования представить дополнительные отчеты, гарантии и просто план дальнейших действий. А что может он, простой помощник великого светила? Да практически ничего. Вот и пришлось ему копаться в бумагах покойного, не дожидаясь, пока тело опустят в землю.