Убийство по-римски
Шрифт:
— Все это может быть и так, синьор Грант. Тем не менее требуются ваши показания…
— Прекрасно, уважаемый, прекрасно. И вы их уже получили. Но ради Бога скажите, кто же остается?
Он поглядел на Аллейна, который поднял бровь и слегка покачал головой.
— Из всей туристской группы остаются всего три человека, — Грант поднял голос. — Леди Брейсли в атриуме. Простите, леди Брейсли, но вы были там, и никто не предполагает, что вы оттуда уходили. Дорн…
— Нет! — прошептал Кеннет. — Нет! Не смейте. Слышите, не смейте!
— …Дорн поднимался наверх — в одиночестве.
— А кто
— …и майор Суит, который столь необъяснимо долго едет на нашу встречу…
— Вот, — застрекотал Кеннет. — Вот! Вы понимаете? Что я всегда и говорил. Я говорил…
— И еще посторонний — Бог знает кто, — закончил Грант. — Насколько я понимаю, у вас нет полной уверенности, что кто-то посторонний не подстерег там внизу Мейлера, не убил его и не удалился. Это все. Я нарушил вашу процедуру и не жалею об этом.
— Мистер Грант, я настаиваю… — начал Вальдарно, когда зазвонил телефон. Он сделал гневный жест Бергарми, и тот поднял трубку. Было слышно, как в нее хлынул поток итальянской речи. Бергарми воскликнул и заговорил так быстро, что Аллейн едва понимал, о чем речь. Он разобрал что-то вроде:
— …непозволительная некомпетентность. Немедленно. Все вы! Вы меня слышали! Все! — Он бросил трубку и повернулся к Вальдарно.
— Они его упустили, — сказал он. — Болваны! Идиоты! Полоумные! Они дали ему смыться.
— Векки?
— Векки! Нет, синьор квестор, нет. Суиту. Майору Суиту.
Глава девятая
Смерть утром
Он бежал во время уличных беспорядков.
Еще накануне вечером, после того как Аллейн ушел, он начал наблюдать сквозь жалюзи за человеком, стоявшим внизу на улице. Дежурившие сменялись трижды, предпоследний был невысокий и смуглый парень в зеленой шляпе. Суит не мог понять, были ли эти люди полицейскими агентами или шпионами Джованни. Последнее было бы бесконечно более опасно.
Сославшись на нездоровье, он поужинал у себя в номере, причем ухитрился не пить, хотя затем в течение вечера выпил больше, чем выдержало бы большинство мужчин.
В один из промежутков, когда он не глядел на улицу, он устроил крохотный костер из бумажек в пепельнице. Две бумаги побольше он разорвал на клочки и спустил в уборной в коридоре. У него никогда не было при себе большого количества действительно компрометирующих материалов, и от тех он быстро избавился.
Когда стемнело, он не стал зажигать свет, но по-прежнему наблюдал за улицей. Парень в зеленой шляпе не старался выглядеть незаметным. Часто он посматривал на окно, так что, хотя Суит знал, что это невозможно, ему казалось, что они глядят друг другу в глаза. Когда прибыл сменщик — он приехал на мотоцикле, — они прямо показали друг другу окно Суита.
Уборная находилась за лестничной площадкой. Он встал на сиденье и поглядел через пластинки жалюзи. Да, несомненно, еще один человек наблюдал за черным входом в гостиницу.
Спустившись на пол, он заметил, что на сиденье остались следы крема для обуви. Он всегда щепетильно относился к чистке ботинок и любил, чтобы подошва тоже блестела. Он стер следы.
Если там внизу были агенты, значит, Аллейн уже сообщил полиции и они решили
В одиннадцать он по-прежнему наблюдал за улицей, и с улицы наблюдали за ним. В пять минут двенадцатого зазвонил телефон на площадке. Он слышал, как сосед, тяжело вздохнув, пошел к телефону. Он был подготовлен к стуку в свою дверь и хлопанию соседней двери. Он подошел к телефону. Некто по поручению вице-квестора Бергарми сообщил ему на ломаном английском, что путешественников приглашают завтра утром в тот кабинет, где с ними уже собеседовали. В 10.30.
Две-три секунды он молчал, проводя кончиком языка по аккуратно подстриженным усам. Трубка в его руке вспотела.
— Порядок, — сказал он. — Пойдем.
— Простите, синьор, что вы сказали?
— Я приду.
— Благодарю вас.
— Погодите. Не кладите трубку.
— Синьор?..
— Вы разыскали Мейлера?
Пауза. Совещание на итальянском.
— Алло! Где вы там?
— Здесь, синьор. Мейлера нашли.
— О…
— Нашли его тело. Он убит.
Он должен был что-то сказать. Ему не следовало так без единого слова бросать трубку. Теперь уже поздно.
Он лег на кровать и попытался обдумать положение. Час шел за часом, порой он задремывал, но каждый раз пробуждался как от толчка и подходил к окну. На Рим снизошла краткая предрассветная тишина, а затем, с первыми лучами, понемногу возобновилось уличное движение. Вскоре гостиница ожила.
В восемь часов в коридоре заревел пылесос. Он встал, побрился, собрал маленький несессер и затем уселся, глядя в пустоту и не в состоянии сосредоточиться.
В 9.30 началась самая крупная студенческая демонстрация года. Местом сбора была Пьяцца Навона, но так как страсти разгорались, толпа начала извергаться в прилежащую узкую улицу. Группа молодых людей понеслась по ней, колотя по припаркованным елочкой машинам. Он видел сверху, как в толпе бритоголовые призывали вперед. Он стал лихорадочно готовиться к выходу. Не переставая наблюдать за улицей, он влез в пальто. В кармане был шарф. Он прикрыл им нижнюю часть лица. Затем он нашел твидовую шляпу, которую с приезда ни разу не надевал. Он проверил в карманах паспорт и деньги и захватил несессер. На улице теперь был изрядный шум. Группа студентов толпилась вокруг мотоцикла под окном. Они открыли бак и подожгли бензин. Шестеро или семеро окружили наблюдателя. Начиналась драка.
Он слышал звук открывающихся окон и восклицания в соседних номерах.
На площадке и на лестнице было пусто.
Когда он вышел на улицу, мотоцикл полыхал. Толпа била его владельца. Он отбивался и, увидев Суита, закричал.
Суит метнулся в сторону и побежал. Его толкали, оттесняли, и наконец он увяз в общем потоке, устремлявшемся на широкую магистраль. Здесь, не встречая сопротивления, он понесся без оглядки и бежал, покуда не задохнулся.
На перекрестке была пробка. Он увидел в веренице машин пустое такси, пробрался к нему, распахнул дверцу и ввалился на заднее сиденье. Водитель сердито прокричал ему что-то. Он достал кошелек и показал десятитысячелировую бумажку: