Убийство президента Кеннеди. Ли Харви Освальд — убийца или жертва заговора?

Платошкин Николай Николаевич

В это же время Освальд сообщил письмами свой почтовый ящик в газету компартии «Уоркер» (в письме содержалась просьба прислать ему пропагандистский материал), газету троцкистов «Милитэнт», FPCC и министерство ВМС США (Освальд по-прежнему требовал от него заменить формулировку о «недостойном» увольнении его из Корпуса морской пехоты). Во всех этих письмах содержались абсолютно точные данные насчет почтового ящика.

Вторая партия листовок содержала знакомый нам адрес: 544 Кэмп-стрит. Есть свидетельства, что это вызвало недовольство Банистера. Еще бы! Ведь если бы кто-то из сторонников Кастро пришел по этому адресу, то он не обнаружил бы там искомый Комитет за справедливую политику в отношении Кубы, а, напротив, известного своими антикастровскими взглядами Банистера. Сразу становилось ясно, что листовка комитета — это провокация.

Кстати,

оба адреса на первой партии прокастровских листовок Освальда начисто опровергают версию, что Ли хотел создать себе имидж сторонника кубинской революции, чтобы получить въездную визу на остров. Ведь на этих листовках не было ни фамилии, ни адреса Освальда! Как бы он смог доказать в любом кубинском посольстве, что именно он был главой регионального офиса комитета в Новом Орлеане? А вот позднее, как мы убедимся, Освальд «вышел из подполья» и стал указывать на листовках свое имя и точный домашний адрес (а не почтовый ящик).

В начале июня 1963 года пачку листовок новоорлеанского регионального отделения FPCC обнаружили в студенческом городке университета Тюлэйна. Причем листовки нашлись неподалеку от дома, где жил известный своими либеральными взглядами профессор Леонард Райссман. Райссмана давно ненавидели правые вроде Банистера за то, что тот активно выступал за права негритянского населения. К тому же Райссман тесно сотрудничал с новоорлеанским Советом за миролюбивые альтернативы. Эта пацифистская группа была тесно связана с квакерами и выступала за разрядку в отношениях с СССР. Освальд, кстати, говорил своей тете Лилиан, что бывал дома у Райссмана и вообще проводил заседания своего регионального отделения FPCC в университете Тюлэйна. Некоторые студенты университета впоследствии вспоминали, что действительно участвовали в неких собраниях, где бывал и Освальд.

Есть версия, и весьма правдоподобная, что Освальда вывела на Райссмана Рут Пэйн, также участвовавшая в квакерском движении. Дочь Райссмана в то время училась в Москве, что делало профессора естественной мишенью новоорлеанских правых. Деятельность «коммуниста» Райссмана официально расследовал луизианский комитет по антиамериканской деятельности. Естественно, что Банистер и его хозяева из ФБР хотели использовать Освальда для компрометации Райссмана. Вот только что-то у них не вышло. То ли Освальду не удалось создать мощный компромат (вроде совместной фотографии с Райссманом или путем принятия его в региональное отделение прокастровского комитета), то ли (и автор склоняется именно к этой точке зрения) Освальд просто не хотел подставлять Райссмана под удар.

Но, чтобы доказать свою полезность Банистеру, Освальд продолжал переписку с далеким Винсентом Ли (правда, теперь одностороннюю) и попытался скомпрометировать компартию США. Ли послал лидерам компартии Гэсу Холлу и Бенджамину Дэвису удостоверения почетных членов новоорлеанского отделения FPCC. Однако никакого ответного письма Освальд не получил, и поэтому этот ход тоже ничего не давал Банистеру и его хозяевам из ФБР. Но, с другой стороны, Освальд показывал, что дела у него идут.

16 июня 1963 года Ли Харви Освальд прибегает к своей первой политической публичной акции в Новом Орлеане. За два дня до этого ведущая локальная газета Нового Орлеана «Таймс пикэйн» сообщила о предстоящем прибытии в порт города авианосца «Уосп», самолеты которого выполняли патрульную службу вокруг Кубы во время Карибского кризиса. Освальд решил распространять листовки среди сходивших на берег матросов «Уоспа» и прохожих, осматривавших корабль. Помимо своих листовок Ли раздавал полученную из штаб-квартиры комитета брошюру «Правда о Кубе находится на самой Кубе». Вскоре один из офицеров авианосца послал матроса к патрульному охраннику порта, чтобы тот пресек деятельность прокастровского активиста. Патрульный в своем докладе позже описал внешность пикетчика, полностью совпадавшую с Освальдом. Охранник сообщил Освальду, что ему нужно специальное разрешение администрации порта для распространения политической литературы. Освальд протестовал, ссылаясь на то, что любой гражданин США имеет право на свободное выражение своего мнения. Однако когда патрульный пригрозил арестом, Освальд ретировался. «Руководитель» новоорлеанской организации комитета не преминул сообщить о своей акции Винсенту Ли, отметив, что был поражен позитивным отношением к себе многих военнослужащих.

Интересно, что в тот день за Освальдом

следили многие ведомства. Уже после покушения на Кеннеди офицер армейской разведки из Нового Орлеана майор Эрдрич сдал в ФБР пару экземпляров листовок, которые Освальд раздавал в порту 16 июня (армейская разведка уничтожила все файлы на Освальда в начале 70-х годов, так как якобы не видела оснований хранить их сверх установленного законом срока). Листовки попали и в отдел безопасности хьюстонского офиса НАСА, один из сотрудников которого в тот день вроде бы случайно оказался как раз там, где Освальд раздавал листовки.

По странному стечению обстоятельств именно в этот день 16 июня агент ФБР в Нью-Йорке сообщил о письме Освальда в газету компартии «Уоркер». Нью-йоркское отделение ФБР сообщило своим коллегам в Новый Орлеан, те отправили информацию коллегам в Даллас. Тем не менее столь явно подрывная деятельность Ли Харви Освальда не помешала ему без всяких проблем получить 25 июня 1963 года заграничный паспорт. Это почти невероятно, если учесть, что по практике ФБР любой «возвращенец» из Советского Союза вносился в специальную картотеку именно для того, чтобы исключить автоматическую выдачу ему загранпаспорта без предварительного согласия контрразведки. Тем более это должно было относиться к Освальду, против которого с марта 1963 года далласским ФБР было открыто дело. ФБР так и не объяснило вразумительно причину этой своей «оплошности» (впрочем, далеко не единственной по отношению к Освальду, как было показано выше).

А Освальд в своем ходатайстве о выдаче паспорта открыто написал, что намерен посетить СССР, Польшу, Финляндию, Голландию, Германию, Францию, Италию и Великобританию. Это были вероятные маршруты въезда в СССР. Скорее всего, втянувшись в двойную опасную игру со спецслужбами и их внештатными осведомителями, Освальд готовил себе отступной вариант. В СССР его не могли достать ни Банистер, ни его хозяева. Интересно, что Освальд указал в анкете на паспорт тетю Лилиан в качестве лица, которое надо было уведомить в случае его смерти. Почему не жену? Видимо, Освальд не исключал, что и Марина к тому времени будет за границами США. В качестве цели поездки за рубеж Освальд указал «туризм», а свою профессию обозначил как «фотограф».

Между тем, уйдя с головой в политику, Освальд опять забросил супругу. Марина писала Рут Пэйн, что «вся любовь закончилась», и она чувствует, что связывает мужа по рукам и ногам. Ли заставляет ее вернуться в СССР, а она этого вовсе не желает. Рут сразу же ответила, что Марина может вместе с ребенком вернуться к ней и жить у нее сколько захочет. Рут даже изъявляла готовность платить ей 10 долларов в неделю на карманные расходы.

Но Освальд прекрасно понимал, что если, раскрыв его двойную игру, за него возьмутся всерьез, то и Марине никак не удастся скрыться из поля зрения спецслужб у Рут. Поэтому он разыграл целый спектакль. Как-то раз, зайдя на кухню, Марина увидела, что Ли сидит в полной темноте, опустив голову, и рыдает. «Я пропал, я пропал», — повторял он. Эта сцена очень удивила Марину, так как Ли, наоборот, всегда стремился предстать перед ней человеком, уверенным в своих идеалах и своем будущем. Ведь еще недавно Ли говорил, что лет через двадцать станет премьер-министром США (хотя такого поста в Америке просто не существует). Неожиданно, прервав рыдания, Ли спросил, хочет ли Марина, чтобы он вернулся в СССР вместе с ней. Марина (на пятом месяце беременности) была рада, что муж раздумал отправлять ее на родину одну. Она расчувствовалась, и Ли мигом уговорил ее написать ответное письмо в советское посольство с разъяснением мотивов, побудивших ее ходатайствовать о возвращении домой. Ли инструктировал жену: поменьше фактов и побольше слез. Марина сообщала в посольство, что скучает по родине, а муж не имеет постоянной работы. Прибыть лично в Вашингтон она не может, так как у семьи нет денег даже на оплату медицинских расходов.

Освальд внимательно прочитал письмо и попросил добавить просьбу, чтобы посольство оплатило все расходы по переезду в СССР. Марина от себя ходатайствовала

о разрешении ей поселиться в Ленинграде, где она быстрее смогла бы найти работу. Ли забрал письмо, но перед отправкой добавил к нему свое, написанное на отдельном листе и по-английски (чтобы Марина не смогла, обнаружив его, что-либо понять).

«Уважаемые господа!

Пожалуйста, выдайте быстрее (слово «быстрее» в письме выделено) въездную визу советской гражданке Марине Н. Освальд.