Убийство в Чесапикском заливе
Шрифт:
— В школе я узнал, куда вы направились. — В его голосе сквозило недовольство. Он явно не привык отчитываться в своих действиях. — О планерных соревнованиях много писали газеты. Полиция во Франт-Рояле разыскала кого-то, кто слышал о вашем намерении заехать в Вашингтон. Мы обзвонили все здешние отели, вот и все.
— Но зачем? — не унималась я.
Он снова улыбнулся, как бы извиняясь за свою докучливость.
— Это еще не все, — сказал он. — Когда я узнал, что в четверг в «Брайдз Холл» приезжает некая миссис Барлоу, которая, — если верить тому, что рассказывала
На меня нахлынули воспоминания о том кошмарном лете. Я готова была убить Нэнси — значит, она все-таки нарушила данное мне обещание и рассказала подругам о происшествии на острове Марты. Я предприняла тогда свое собственное любительское расследование и, как оказалось, помогла полиции в раскрытии чудовищного преступления. Но мне хотелось вытравить эту историю из своей памяти навсегда.
Должно быть, обуревавшие меня чувства лейтенант Доминик прочел на моем лице, потому что извиняющимся тоном добавил:
— Они также рассказали мне, какими чудовищными по своей жестокости были эти убийства. Простите, если я коснулся болезненной для вас темы.
— Да, тема для меня действительно болезненная, — сказала я, — а теперь, лейтенант, пожалуйста, переходите к делу. Чего вы от меня хотите? Информации, касающейся школы? Боюсь, что не смогу быть вам полезной. После окончания школы я фактически не поддерживала с ней никаких связей. И находясь там накануне вечером, я не видела и не слышала ровным счетом ничего, что могло бы представить для вас интерес.
— Вы правы, — согласился он. — Но у вас, безусловно, возникла бы некоторая ясность в отношении случившегося, если бы вы задержались в школе на недельку или дней на десять.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что сразу же угадала дальнейший ход событий. Первым моим побуждением было немедленно бежать прочь. Лейтенант Доминик — обаятельный мужчина приятной наружности, но он еще и полицейский офицер, а я зареклась никогда в будущем не иметь дело с полицейскими, расследующими то или иное преступление, и тем более убийство. Я подхватила свою сумку и поднялась с места.
— Простите, лейтенант, об этом просто не может быть речи.
— Пожалуйста, миссис Барлоу, сядьте.
— Нет, лейтенант. Я приезжала навестить Нэнси. И навестила. Сейчас я возвращаюсь домой.
— Ну что ж. Поступайте, как считаете нужным. Я не вправе оказывать на вас давление. Но я думаю, что вы должны остаться ради Нэнси.
— Что вы имеете в виду? Вы же сказали, что ей гарантируется надежная охрана.
— Лучшей и единственно реальной гарантией безопасности для Нэнси, равно как и для всех остальных воспитанниц школы служит выявление человека, убившего Мэри. И вы могли бы в этом оказать нам неоценимую помощь.
Он жестом указал на мой пустующий стул.
— Миссис Барлоу, я прекрасно понимаю ваши чувства и все-таки… ну, пожалуйста.
Мало-помалу я сдалась и села.
Он подался всем корпусом вперед и, пристально глядя мне в глаза,
— Мы буквально сбились с ног, но если быть абсолютно откровенным, то надо признать, что на сегодняшний день нам известно лишь одно: совершено убийство. У нас нет ни единого свидетельства, ни единой зацепки, способных помочь в установлении личности преступника. А по опыту я знаю, что практически у всех, на кого может пасть подозрение, найдется алиби. Ну, а чтобы проверить, у кого алиби действительное, а у кого — ложное, потребуется немало труда и времени. О выявлении же мотива преступления и говорить не приходится. К тому же в данном случае мы имеем дело с закрытым учебным заведением, с замкнутым и весьма специфическим миром, в котором обитает примерно четыреста человек, и почти все — особы женского пола.
Многое из того, что его интересует, сказал он, в конце концов ему обязательно удастся выяснить — скажем, как управляется школа, кто есть кто, кто за что отвечает и все тому подобное, однако существует масса вещей, о которых я либо уже немало знаю, либо могу без труда узнать и до которых он, будучи мужчиной и к тому же сотрудником полиции, не сумеет докопаться никогда. Например, между девочками-подростками складываются порой непонятные отношения и, как следствие, — вражда, ревность, зависть, кого-то они обожают, кого-то ненавидят, к кому-то питают неприязнь.
В данном случае он был прав, как был прав и в отношении преподавателей и обслуживающего персонала, говоря, что в их среде тоже порой возникают конфликты, напряженность и даже стычки, однако никто никогда не обнаружит этого перед лицом полиции. Я подумала об Онзлоу Уикесе, которого должна сменить на посту контролирующего капитана Тэрри Карр, и опять-таки вынуждена была с ним согласиться, хотя и не совсем понимала, какое отношение возникший между ними конфликт может иметь к гибели Мэри Хьюз.
Короче говоря, доводы Доминика показались мне вполне убедительными, и я снова отправилась в «Брайдз Холл». Впрочем, у меня был еще один довод в пользу такого решения и, может быть, гораздо более весомый, чем все остальные, вместе взятые. Как-никак в стенах «Брайдз Холла» прошли мои юношеские годы, там я сформировалась духовно и физически. Именно поэтому и еще потому, что здесь в свое время училась моя дочь, а теперь учится внучка, я понимала, что в нынешней ситуации не имею права остаться в стороне. Думаю, меня замучила бы совесть, если бы я отказалась помочь полиции в расследовании убийства Мэри Хьюз.
— От вас не требуются какие-то действия, миссис Барлоу, — сказал лейтенант Доминик, после того как я заявила о своем согласии. — Мне нужно, чтобы вы просто находились там, а я имел возможность обращаться к вам по мере надобности с теми или иными вопросами в надежде получить ответы.
— Что касается ответов, — сказала я, — мне трудно давать какие-либо гарантии, но я постараюсь. — И он опять одарил меня той самой улыбкой, веселой и щедрой, а потом неожиданно добавил:
— Прекрасно. Для начала я прямо с ходу и спрошу вас. О Мертвой Обезьяне.