Убийство в Чесапикском заливе
Шрифт:
— А почему ты считаешь, что она может помочь следствию?
— Потому что когда полиция вернула нам Мертвую Обезьяну и мы отнесли ее в библиотеку, никакой кассеты у нее в кармане не было. Значит, кто-то положил ее туда позже. И еще я слышала, что после гибели Герти полиция разыскивает какую-то кассету. Об этом мне сказал Кертисс. Вы хотите ее прослушать?
Я кивнула. Тогда она достала кассету из ящика бюро и вставила ее в магнитофон. Я затаила дыхание, ожидая со смешанным чувством нетерпения и страха услышать нечто из ряда вон выходящее. Впрочем,
Несомненно, Мэри включила магнитофон, как только ступила в заповедник Балюстрода, и уже не выключала его. Бередящий душу голос кукушки, потом — полная тишина и снова — кукушка. Пока кукушка молчала, я слышала приглушенный шум пролетевшего самолета. Были еще какие-то неясные звуки, которые я не могла определить точно: то ли шорох веток, то ли щелканье фотоаппарата Мэри. Потом какой-то металлический звук, наверное, магнитофон ударился обо что-то твердое, затем снова голос кукушки и — отчетливый шелест кустарника. Потом долгая тишина, нарушенная гулом еще одного пролетевшего над головой Мэри самолета. К явному своему разочарованию, я поняла, что кассета не представляет ровно никакого интереса, когда вдруг услышала голоса. Или один голос? Я не знала, но была уверена, что это был женский голос, и к тому же гневный.
Я напрягла слух. Голос звучал невнятно, видимо, он доносился издалека, и к тому же его заглушал шелест веток, а потом опять — звяканье какого-то металлического предмета. И тут наконец я услышала второй голос — смущенное бормотание на фоне первого голоса. Голоса звучали, наверное, секунд тридцать, после чего магнитофон умолк.
— Это все, — сказала Конни. — Я не понимаю, почему кассета была в кармане у Мертвой Обезьяны. Может быть, кто-то в спешке сунул ее туда, рассчитывая потом перепрятать в более надежное место?
Я была вынуждена согласиться с этим предположением. Когда Конни вынула кассету из магнитофона и протянула ее мне, у меня возникло какое-то странное чувство — причастности к чьей-то чужой жизни. К жизни Мэри Хьюз. И, возможно, жизни человека, который ее убил. Я почти физически ощущала это. Думаю, что и Конни испытывала нечто подобное. В ее лице читались, как это ни странно, одновременно и страх и благоговение.
— Наверное, ты права, — сказала я. — Кассета может существенно помочь следствию. Но для этого потребуется звуковая экспертиза.
— Звуковая экспертиза? Почему? — недоуменно воскликнула Конни. — О нет, миссис Барлоу. Вы имеете в виду экспертизу голосов?
Я кивнула.
— Выдумаете, Мэри могла услышать нечто такое, что не предназначалось для ее ушей? Обладатель одного из голосов узнал об этом и… — Сейчас в ее глазах был ужас. — Я не могла себе представить. Я… — Она зажала рот руками.
Внезапный легкий стук в дверь заставил нас обеих вскочить на ноги.
— Миссис Барлоу!
Это была Ада Берк, решившая, что я слишком долго нахожусь вне поля ее зрения.
— Иду, — был мой ответ.
Я спрятала
Конни понизила голос:
— Вы расскажете полиции, что пленку нашла я? — Она была ужасно взволнована.
— Лгать полиции невыгодно, Конни, — сказала я. — Потому что ложь, как наваждение, будет преследовать тебя постоянно. Но, возможно, я смогу тебе помочь. Лейтенант Доминик рассказывал мне, что он навел справки в филадельфийской имущественной полиции по поводу истории, в которой ты оказалась замешана. Но я уверена, что его можно убедить забыть об этом.
Она сделалась совершенно пунцовой.
— Прошу вас, миссис Барлоу, — с мольбой и признательностью сказала она.
Я засмеялась.
— Постараюсь.
Я встала и направилась к двери. Она последовала за мной, но потом вдруг схватила меня за руку:
— Подождите минутку, я совсем забыла.
Она быстро прошла к письменному столу и, вернувшись, протянула мне альбом со словами:
— Это ваш альбом? Я нашла его рядом с вами на полу в тот вечер на чердаке.
— Мой?
— А разве не ваш?
Я взяла альбом, раскрыла его и сразу же поняла, что это такое. Это был один из тридцати альбомов, представляющих собой своеобразную летопись школы в фотографиях с момента ее основания. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: этот альбом посвящен парусному спорту и прежде всего состязаниям с командой школы Святого Хьюберта. Первая фотография в альбоме датирована 1910 годом.
Я не стала выяснять, почему Конни решила, что я взяла альбом с собой, когда пошла на чердак. Инстинкт подсказывал мне, что в моих руках могут оказаться дополнительные улики, и мне ни к чему было объяснять ей это.
— Да, конечно, — сказала я. — Совсем забыла. Спасибо, Конни.
Мы вместе спустились вниз и распрощались. Она пошла снова на спортивную площадку — ждать прибытия отцовского вертолета, а я в сопровождении Ады — в свой гостевой номер в Коптильне, чтобы привести себя в порядок перед приемом, устраиваемым школой в честь родителей воспитанниц. Мысль об альбоме, зажатом у меня под мышкой, не давала мне покоя. Почему он оказался на чердаке? Трудно себе представить, чтобы кому-то из воспитанниц явилась фантазия отправиться в такое мрачное место, где всего несколько дней назад произошло убийство, только для того, чтобы сидя на полу разглядывать фотографии. Скорее всего этот альбом принес туда убийца, желавший избавиться от него, и случайно там обронил.
Но когда это произошло? Когда на меня было совершено покушение? А когда же еще? Значит, убийца находился в Главном Корпусе и как раз брал альбом или уже успел взять его и, возможно даже, искал место, куда можно спрятать кассету, но я ему помешала.
Я похолодела от страха, представив себе, что все время, пока я поднималась по лестнице, входила в библиотеку, листала школьный журнал и разглядывала карточки, хранящиеся в ящике Мертвой Обезьяны, тот, кто убил Мэри Хьюз и Гертруду Эйбрамз, находился рядом, готовя мне западню.