Убийство в долине Нейпы (сборник)
Шрифт:
Я с облегчением убедилась, что помощник менеджера думает только о том, как мне угодить.
— У нас теперь все на компьютерах, — не без гордости сообщил он и провел меня в маленькую комнату, отведенную, как я поняла, целиком под всевозможную электронную аппаратуру. Он включил концевой компьютер и начал оперировать ключами. По экрану побежали зеленые линии, и через несколько секунд я увидела на выходе:
«Чедвик, Грейс, номер 1247, 17.10.80. Номер для одного. Выбыла 19.10.80. Контрольный листок 2124-5Б. Уэбб, Алиса, номер 1248, 17.10.80. Номер для одного. Скончалась 18.10.80. Контрольный листок 2124-5Б».
— Оба
— Да, спасибо, — поблагодарила я. — Вы знаете, аутентичность материала очень важна в любой книге — она создает ауру достоверности.
Я боялась поверить в свою удачу: регистрационную карточку полагается подписывать, эта подпись должна быть настоящей. А на дате выписки я могу увидеть образец почерка самозваной Грейс, почти наверняка имеющего какие-то отличия. Обе подписи могут сравнить специалисты.
Он перешел к другому компьютеру и пустил в ход кнопки.
— Этот компьютер запрограммирован на графику, — пояснил он. — Он у нас недавно, всего несколько месяцев. Мы можем заложить в память вычислительной машины миллион регистрационных карточек в расчете на один диск, что обеспечивает надежность банка данных.
Снова побежали зеленые линии. И снова будто по волшебству на выходе появилось факсимиле регистрационной карточки с подписью Грейс Чедвик.
— А теперь взгляните на это, — предложил мой консультант. Он нажал на ключ, и сразу ожила третья машина, за несколько минут напечатавшая факсимиле на стандартном листе бумаги. Он передал мне его, не скрывая своего торжества. Я поблагодарила его самой милой улыбкой, какую он когда-либо получал, и проворно сунула листок к себе в сумку.
С трудом отбившись от его настоятельных предложений показать мне другие виды технической модернизации, проведенной в отеле, я попросила его проводить меня до такси. Теперь у меня оставалась только одна задача, но очень важная. Я дала водителю адрес похоронного бюро «Хартман энд Хартман» в южной части Бостона.
Спустя тридцать минут, заплатив чудовищную плату таксисту — за езду по перегруженному транспортом маршруту, я очутилась на пешеходной дорожке унылого рабочего квартала, у стен ветхого двухэтажного особняка, сложенного из темного камня. На нем красовалась вывеска: «Хартман энд Хартман» — дом, где правит любовь». Видимо, для тех, кому этого могло показаться недостаточно, было придумано еще одно сентиментальное новшество: в окне дома виднелись современные пластмассовые часы без стрелок, укрепленные на фоне пурпурной драпировки. Внизу стояла надпись: «Смерть не знает времени».
Вопреки невозмутимому заверению господина Тернера о «надежных партнерах», мне захотелось повернуться и бежать отсюда. Мои часы показывали уже два часа пополудни, и я не видела способа успеть домой к обеду. Но было бы глупо не довести дело до конца, зайдя так далеко. Скрепя сердце я потянула руку к звонку и нажала на фарфоровую кнопку.
Глава 16
Показавшееся на пороге существо удивило меня не меньше, чем в свое время Сюзи Симмонс. Я ожидала увидеть мужчину средних лет, живущего в южном Бостоне, ирландского собрата бакалейщика из Чилмарка; в любом случае он должен был хранить на своем лице непроницаемое выражение, свойственное, как можно было ожидать, всем гробовщикам.
Вместо этого я увидела перед собой молодую
— Я могу вам помочь? — спросила она с безмятежной улыбкой, тоном, не имеющим ничего общего с атмосферой похоронного бюро. В ожидании ответа она передвинула языком комок пузырчатой жевательной резинки из-за одной щеки за другую; мне представилось, что я сюда зашла справиться о покупке автомобиля или снять комнату.
— Надеюсь, что сможете, — ответила я на ее вопрос, вспомнив, зачем я здесь. — У меня есть проблемы.
В отличие от своего коллеги Лена Тернера, она бросила на меня быстрый сочувственный взгляд.
— Ах, простите! Кто? Родственник?
— Да нет, — поспешно поправилась я. — Я пришла не в связи с похоронами.
Немного удивленная, она не замедлила, однако, сделать мне комплимент по поводу моего костюма и украшений.
— Я должна была и сама догадаться, — сказала она. — Вы ни за что не пришли бы к нам, если бы такое у вас случилось. Во всяком случае заходите, рассказывайте.
Я последовала за ней в большую комнату с низкими потолками и коврами на полу, с драпировками на стенах и четырьмя рядами складных металлических стульев перед небольшим возвышением. Приглядевшись, я увидела открытый бронзовый гроб, поставленный на катафалк-каталку. В гробу покоились останки старика, губы и щеки на его землистом лице были неестественно красного цвета, выдавая чьи-то энергичные усилия сделать мертвое лицо похожим на живое с помощью помады и румян.
— Сюда, пожалуйста, — сказала моя спутница. — Нам будет удобнее разговаривать в офисе. У нас сегодня поминки. Через несколько минут вы не сможете пройти через эту дверь — там соберутся ирландцы. Умершего звали Педди О'Шаунесси. Боюсь, однако, что это имя вам ничего не говорит.
— Нет, — подтвердила я. — Я не имела удовольствия знать его.
— Громадная семья: шестнадцать человек детей, сорок внуков. Так, по крайней мере, мне рассказывали. Кошмар! Можете себе представить? Его жена при жизни мужа не имела ни минуты покоя. Думаю, что она собирается не поминки отмечать, а праздновать свое освобождение.
Я выдавила легкий смешок, отведя глаза от воскового лица того, кто еще недавно был ирландским сатиром, последовала за хозяйкой сквозь раздвинутые шторы в маленькую контору. Царивший в ней беспорядок резко отличал ее от только что пройденной нами «парадной» комнаты, а также от строгого кабинета Лена Тернера. Под довольно яркими лампами дневного света стояли два старых деревянных стола, заваленных бумагами и папками, покосившийся на один бок шкаф, возраст которого, наверное, превосходил мой собственный. Меньше всего подходил к назначению этого дома предмет, доминирующий над всем остальным. Это был большой календарь фирмы, производящей купальные костюмы, где была изображена ошеломляющая секс-модель в мокрой после купания расстегнутой рубашке, доходящей до бедер и открывающей решительно все — от колен до шеи.