Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)
Шрифт:
– Тони, я не могу понять, зачем ты поехала в Эшли-Грин. Что-нибудь стряслось? То есть…
– Да. Арнольд убит.
Опять пауза.
– Убит? – повторил Рудольф. – Господи! Ты имеешь в виду – умышленно?
– Конечно. Захвати холодного мяса или чего-нибудь еще и приезжай ужинать. Будет шампанское.
– Шам… О, прекрасно. Я хочу сказать – большое спасибо. Сейчас приеду, – сказал Рудольф Мезурье.
– Насколько я понял, – заметил Кеннет, профессионально сбивая коктейли, – твой жених едет сюда. Он будет дружелюбным?
– Надеюсь, –
Глава пятая
В квартире Верекеров гостиную заменяла большая студия. Ужин накрыли на конце черного дубового стола, предварительно убрав оттуда хлыст для собак, два тюбика краски, газету «Обсервер» (открытую на странице с кроссвордом, составленным человеком, взявшим псевдоним Торквемада), словарь Чеймберса, атлас газеты «Таймс», том Шекспира и оксфордский сборник стихотворений. Пока Мергатройд ходила на кухню и обратно со стаканами и тарелками, Кеннет бросил последний взгляд на недорешенный кроссворд и по обыкновению заявил на свой неизменный манер, что будь он проклят, если возьмется еще хоть за один. Рудольф Мезурье, приехавший с телятиной, мясным пирогом и половиной ковриги хлеба, сказал, что знает человека, который решил весь кроссворд за двадцать минут. Виолетта, старательно пудрясь перед венецианским зеркалом, сказала, что для решения таких кроссвордов нужно иметь разум Торквемады.
– Откуда взялись эти бутылки? – спросила Мергатройд, потрясенная видом роскошных золотистых горлышек.
– Остались от вечеринки у Фрэнка Кру на прошлой неделе, – объяснил Кеннет.
Мергатройд громко фыркнула и с громким стуком поставила блюдо на стол.
– Надо же, – сказала она. – Можно подумать, что это уже поминки.
Гости почувствовали себя скованно. Виолетта поджала красивые губки и откашлялась. Рудольф Мезурье поправил галстук и робко произнес:
– Ужасная история с мистером Верекером. Это кажется просто невероятным.
Виолетта грациозно повернулась и одарила его медленной, обаятельной улыбкой.
– Да, кажется, правда ведь? Я его не знала, но мне жутко об этом думать. Не думаю, что Тони и Кен полностью это осознали.
– Не думаешь, моя милая? – насмешливо произнес Кеннет.
– Кеннет, как бы ты ни относился к бедному мистеру Верекеру, когда он был жив, думаю, ты мог бы по крайней мере притвориться опечаленным.
– Это бессмысленно, – сказала Антония, доставая маслины из высокой банки. – Принимай нас, Виолетта, такими, какие мы есть. Кеннета не отучишь говорить то, что придет ему в голову.
– Не думаю, что это хороший план, – холодно ответила Виолетта.
– Это только из-за его слов, что твоя зеленая шляпка похожа на курицу в обмороке. К тому же это не план: это диагноз. Маслину, Рудольф?
– Спасибо. – Мезурье отошел в дальний конец комнаты и присел на угол обеденного стола. Взяв маслину с конца штыка, которым девушка добывала их из банки, он вполголоса спросил: – Как это произошло? Почему
Она твердо выдержала его взгляд.
– Из-за нас с тобой. Я написала ему, что мы хотим пожениться, решив, что он будет рад и, возможно, сделает нам щедрый подарок.
– Да, я знаю. Жаль, что сначала ты не посоветовалась со мной. Я не представлял…
– Почему? – перебила его Антония. – Передумал?
– Нет-нет! Что ты! Дорогая, я без ума от тебя, но сейчас не время. Ты знаешь, я на мели, и такой человек, как Верекер, сразу бы пришел к мысли, что мне нужны твои деньги.
– Никаких денег у меня нет. Нельзя назвать деньгами пять сотен в год. К тому же в этом году несколько фирм не платят дивидендов, так что я почти нищая.
– Да, но у него-то деньги были. В общем, я жалею, что ты так поступила, потому что это ставит меня в неловкое положение. Надеюсь, не очень неловкое, но непременно выяснится, что мы повздорили в тот день, когда он был убит.
Антония посмотрела в другой конец студии на другую пару. Они как будто были поглощены ссорой. И она спросила без обиняков:
– Откуда ты знаешь, когда он был убит?
В темно-синих глазах Рудольфа, окаймленных черными ресницами, появилось испуганное выражение.
– Я… разве ты мне об этом не говорила?
– Нет, – отрезала Антония.
Он издал неуверенный смешок.
– Но ты сказала. По телефону. Ты забыла. И все же мое положение, ты же понимаешь, не так ли? Конечно, в сущности, это не важно, но у полицейских непременно возникнут подозрения, а оказаться замешанным в чем-то мне бы не хотелось – в моем положении нужно быть осмотрительным.
– Не беспокойся, – сказала Антония. – Это меня подозревают полицейские. Я там была.
– Тони, я тебя не понимаю. Почему ты там была? Что привело тебя туда? Месяцами не разговаривала с Верекером, а потом вдруг понеслась в коттедж «Риверсайд» на выходные – никакого смысла тут я не вижу.
– Смысл есть. В субботу утром Арнольд отправил мне из конторы отвратительное письмо, которое я в тот же день получила. И поехала поговорить с ним по этому поводу.
– Ах, моя дорогая! – сказал Мезурье, благодарно пожимая ей руку. – Можешь не рассказывать. Он написал обо мне что-то клеветническое. Могу представить! Только не нужно было делать этого, милая. Я могу сам за себя постоять.
– Да, наверное, можешь, – ответила Антония, – но все равно я не хотела позволять Арнольду распускать о тебе ложь.
– Дорогая! Что он тебе сказал?
– Он мне ничего не сказал, потому что мы не виделись. Написал несколько страниц чуши о том, что очень скоро пойму, за какого подлеца собираюсь замуж, что ты негодяй, вор и все такое прочее.
– Черт возьми, он был свиньей! – воскликнул Мезурье, покраснев. – Само собой, понимал, что через год не сможет воспрепятствовать нашему браку, поэтому пытался очернить меня перед тобой. Письмо у тебя?
– Нет, я его сожгла. Подумала, так будет безопаснее.