Убийство в губернской гимназии

Губернский город С.

Годъ отъ Рождества Христова: 1879.

Отъ сотворенiя мiра: 7387.

Отъ основанiя Россiйскаго Государства: 1017.

Отъ основанiя города С.: 231.

Началась описываемая нами история в пятницу, третьего августа. День был тихий и спокойный. Солнце только-только показалось

на небе, освещая буйную, но уже успевшую потускнеть, листву на деревьях. Над речкой Свиягой висели последние клочки утреннего тумана. Дни становились короче, а ночи – холодней, вот и сегодня чувствовалась в воздухе некоторая зябкость. Обитатели Богоявленского спуска уже просыпались, скидывая с себя дремоту. Время было радостное – только-только отметили первого числа день во имя происхождения честных древ Креста Господня в церкви, стоящей в самом верху улицы, как почти пришла пора чествовать Двунадесятый праздник – Вознесенье Господне.

Люд на Богоявленском жил, по большей части, простой, и чем ближе к реке – тем проще он становился: мещане, отставные солдаты, рабочие с винокуренного завода купца Сусоколова, стоящего тут же, но чуть поодаль, у водозабора. При том – народ тихий, незлобивый, особенно если сравнивать с обитателями Конных улиц, что за оврагом другой речки, Симбирки. Там район был откровенно нехорошим и люди пришлые старались там без надобности не появляться. Да и не до прогулок было работягам – рабочий день на заводе шел в две смены, без остановки. Дневная начиналась в 6 утра, затем, в 12, делался перерыв, и к 6 часам вечера работа продолжалась. С 12 ночи до 6 утра и с 12 дня до 6 вечера работала смена ночная. В перерывы рабочие успевали немного поспать и поесть, но свободно шататься им было некогда. Именно поэтому ни один из проходивших вдоль берега работяг не обратил внимание на тело, прибитое к берегу течением Свияги.

Обнаружил его отставной солдат Архип Иванов, спустившийся к реке половить рыбу. С годами зрение стало его подводить, поэтому он не сразу понял, что вынесло к прибрежным камышам. Пригляделся – и, на мгновение, обомлел. Но этот покойник был далеко не первым, виденным Ивановым – старик прошел две войны, Крымскую и восстание панов в 1863. Так что ни испуга, ни даже просто нервической дрожи он рыбак не испытал. Он просто сноровисто вытянул труп из воды и кликнул заводских сторожей, чтобы бежали за городовым.

***

Город С. делился в то время на три полицейских части, для простоты именуемые «Дворянской», «Торговой» и «Мещанской» соответственно. Несмотря на то, что дворян в здешних местах не водилось, берега Свияги до уже упомянутого оврага относились к I-ой части, приставом в которой служил надворный советник 1 с красивой фамилией – Богородицкий. Был он, однако, человеком неприятным – себе на уме, злопамятным и бумажной душой. Любое происшествие в вверенной ему части Сергей Иванович воспринимал, как афронт лично себе. Влетало всем подчиненным, от рядового будочника до помощников пристава. Личный состав развивал, в меру своих способностей, бурную деятельность, дабы схватить возможного злоумышленника по горячим следам. Или, чего уж греха таить, найти какого-нибудь беспаспортного бродягу и назначить виновным его, не особо разбираясь в обстоятельствах. Таков был, к примеру, титулярный советник Шалыгин, Игнатий Иванович, первый помощник частного пристава, наизусть знавший пристрастия своего шефа, и беззастенчиво этим пользовавшийся. Именно его хотел было отправить Сергей Иванович разбираться с трупом, когда получил весть от посланного квартальным надзирателем Гороховским дворника (тот не побоялся рискнуть и разбудить начальство в 7 утра). Но, как назло, укатила правая рука Богородицкого в деревню на две недели, якобы – поправлять здоровье, а на самом деле предаваться греху винопития.

Пришлось посылать все того же дворника за вторым помощником, коллежским регистратором Черкасовым. Был тот молод и сделан из совсем другого теста, нежели Богородицкий с Шалыгиным. В отличие от многих других чиновников, начавших «с низов», работать в полицию он пришел не ради продвижения по службе, а с наивной целью помогать

людям. Со свойственным ему ехидством, отец Черкасова винил в этом жену. Матушка коллежского регистратора происходила из семьи священника, и к христианским добродетелям относилась ответственно и строго. Надо ли говорить, что сыну она постаралась привить те же ценности? Отчасти поэтому, а отчасти из-за того, что гимназическое воспитание семья позволить не могла, Черкасов был отправлен на учебу в духовное училище, а оттуда – в семинарию. К немалому неудовольствию матушки (и ироничному удивлению отца), окончив учебу молодой человек объявил, что духовная стезя его не привлекает, а для отстаивания привитых годами воспитания добродетелей считает необходимым поступление на службу в министерство внутренних дел. Вышел небольшой скандал, но Черкасов-старший ничего постыдного в выборе такой карьеры не видел, и встал на сторону сына. Окончание семинарии дало нашему герою право поступить на гражданскую службу в чине XIV класса, чем Черкасов и воспользовался, заняв освободившуюся должность «подчаска» – помощника частного пристава – после перевода своего предшественника на службу в Калугу.

За любое порученное ему дело, сколь бы мало оно ни было, Черкасов брался с истинно мальчишеским энтузиазмом и горячностью. Причем каждый раз рыл носом землю на совесть, не удовлетворяясь простыми объяснениями. Приставу сие причиняло изрядный дискомфорт – вместо того, чтобы закрыть вопрос в кратчайшие сроки, регистратор c упорством, достойным, по мнению начальства, лучшего применения, искал истинного виновного. Пока парень сталкивался только с кражами да поджогами, и выловленный отставным солдатом труп стал первым покойником в его карьере. Богородицкий бы оставил дело первому помощнику, или, на крайний случай, околоточному, но потом подумал – мало ли, кем там окажется утопленник. Береженного Бог бережет, пусть Черкасов сбегает, проверит, что там и как, отчитается перед приставом, а там уже видно будет, что делать с находкой.

Известие об обнаружении тела коллежский регистратор встретил за своим рабочим местом, в здании полицейской части – он завел себе привычку появляться чуть ли не раньше всех прочих служащих. Общий зал был невзрачным и тесным – явно недостаточным для самого большого в городе отделения полиции. И добро еще, что на дворе лето – в любое другое время года к неудобствам добавлялась грязь. Столы в зале и кабинетах были расставлены впритык, пробираться между ними приходилось боком, стараясь не скинуть на пол громоздившиеся на них пачки бумаг, лампы, письменные принадлежности и прочую мелочь. Более-менее свободным был только прилегавший к служебной квартире кабинет самого пристава на втором этаже – с окном почти во всю стену и даже собственным балконом. Там-то Богородицкий и наказал своему «подчаску» разведать, что да как с выловленным утопленником.

Несмотря на то, что высокие амбиции были Черкасову чужды, он нет-нет, да представлял себя лет через 10-15 сидящим в этом кабинете, за собственным (отдельным!) столом, в солидной должности частного пристава. И чтобы подчиненные обращались к нему «Ваше Высокоблагородие», а то и «Ваше Высокородие». За этими нехитрыми мыслями, Константин вышел на крыльцо полицейской части. Здание было деревянное, с мезонином и колоннами, и ничем особенным среди других домов на улице не выделялось. Разве что изношенностью – несмотря на проводившиеся то и дело ремонтные работы, дом поизносился за почти 50 лет, прошедших с момента постройки.

I-ая часть располагалась на улице Московской, которая своим началом упиралась в Богоявленскую церковь и одноименный спуск. Глаз прохожего, спускающегося к реке по бойкой малоэтажной улице, привлекали храмовая колокольня и высокая деревянная каланча, словно растущая из недавно пристроенного к полицейской части краснокирпичного здания пожарного обоза. Московская была официально «второй» главной улицей города, после, конечно же, Дворцовой. Подобная иерархия, правда, не сильно влияла на устроенность – ни та, ни другая особых благ от статуса своего не получали. Полностью шоссированной была только самая людная улица, Большая Саратовская, также украшенная бульварами, самыми красивыми зданиями и самым большим числом фонарей в темное время суток. Большинство же других улиц города С. не могли похвастаться и этим, поэтому в распутицу превращались в непроходимую грязную жижу. К счастью, дождей за последние несколько дней не было, так что перемещаться по городу можно было беспрепятственно. Солнышко светило, и, несмотря на мрачное поручение, Константин чувствовал бодрость и душевный подъем, звонко стуча каблуками о деревянный тротуар.