Убийство в спальном вагоне
Шрифт:
– Теперь никому ни до кого нет дела, – вставила Надежда.
– Ноги сами привели меня к этому дому, – продолжала Анфиса, – я понятия не имела, что там у Алисы офис. Я вообще не знала, кем она работает и где…
– Ну вот, теперь ты все знаешь. – Надежда отобрала у нее из рук пустую чашку. – Можешь идти домой, потому что сестре твоей, к сожалению, помочь уже нельзя.
– Я не могу, я должна знать, кто ее убил и за что! – упрямо ответила девушка. – Иначе я… я никогда не успокоюсь. И эти кошмары…
– Ну один кошмар тебя уж точно мучить не будет –
Анфиса молчала, слезы капали на столешницу, она размазывала их пальцем.
– Ты извини, – сказала Надежда, поглядев на часы, – мне идти надо. На автобусный вокзал, сумку выручать. У меня там вещи ценные…
– Знаю, подарки для мужа и кота! – оживилась Анфиса. – А можно я с вами? Я не помешаю, а может, и помогу…
– Ладно уж, – скрепя сердце согласилась Надежда. – Только, чур, не реветь и в обморок не падать!
Есть в Петербурге места мрачные, унылые, в которых как бы в самом воздухе растворена какая-то острая безысходность. Кажется, что из-за угла появится вдруг призрак Родиона Раскольникова с топором под полой поношенного пальто, или выбежит вдруг Акакий Акакиевич с безумными глазами, разыскивая свою украденную шинель.
Попав в такие места, люди против своей воли впадают в тоску и уныние, ссорятся с ближними, срываются по пустякам. В таких местах гораздо чаще, чем где-либо, случаются преступления, особенно из разряда так называемых бытовых – то грузчик винного магазина прирежет свою сожительницу, приревновав ее к соседу, то двое приятелей-алкашей поссорятся из-за бутылки и один другому той самой бутылкой проломит голову.
Одно из таких мест – знаменитая Лиговка, район Лиговского проспекта и Разъезжей улицы, с позапрошлого века известный своей колоритной шпаной, хулиганами и ворами. Другой такой район – окрестности Обводного канала, особенно его часть от Московского проспекта до того же Лиговского. Когда-то здесь располагалась городская барахолка, иначе – толкучий рынок. Теперь примерно на том же месте находится городской автобусный вокзал.
Именно сюда приехали Надежда Николаевна с Анфисой – Надежда в поисках своей пропавшей сумки, Анфиса же – за компанию, или просто чтобы не оставаться одной.
Приземистое бетонное здание автовокзала было переполнено утомленными людьми, дожидающимися своего автобуса. Кому хватило места – те пристроились на скамейках, дремля вполглаза и присматривая второй половиной за своими вещичками, кому места не хватило – те сидели прямо на своих чемоданах. Кто-то пил кофе из бумажных стаканчиков, кто-то ел вкусный бутерброд со шпротами или хрустел чипсами. Тут же, между рядами скамей, бродил взад-вперед небритый мужчина в пятнистом камуфляже, с одной ногой, на самодельных костылях и просил у отъезжающих подаяния.
Надежда огляделась по сторонам и направилась в дальний конец зала, где рядами выстроились металлические ящики автоматической камеры хранения.
– Помогите ветерану афганской войны собрать деньги на протез! –
– Ничего ему не давай, женщина! – пробубнила скорчившаяся на чемодане старуха. – Никакой он не афганец, он всю жизнь при вокзалах отирается, кличка ему Петька Мастрюк!
– Обидно даже вас, мамаша, слушать! – насупился инвалид. – Вовсе я не Петька Мастрюк, перепутали вы по старости. Меня Владимиром зовут, как президента. И клички никакой нету…
– Все одно не давай денег! – отмахнулась старуха.
Надежда тем не менее сунула одноногому мятую десятку и протиснулась мимо. Анфиса следовала за ней, унылая и безмолвная, как привидение.
Возле входа в камеру хранения дремал на стуле хмурый пожилой милиционер. Приоткрыв один глаз, он окинул Надежду и ее спутницу цепким взглядом и снова задремал.
Надежда сверилась с запиской, конфискованной у Василия Коржикова, и направилась к секции ячеек, над которой виднелась буква «С». Отыскав запертую ячейку с несчастливым тринадцатым номером, она набрала на ней код «В-1984», попутно вспомнив, что именно в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году институт, где проработала она без малого двадцать лет, реорганизовался, Надежду перебросили в другой отдел, где впоследствии и познакомилась она со своим теперешним мужем Сан Санычем Лебедевым.
После небольшой паузы замок щелкнул и открылся. Надежда потянула на себя дверцу.
Однако вместо своей сумки, которую она ожидала увидеть в открывшейся ячейке, там лежал удлиненный, плотно набитый конверт из глянцевой желтоватой бумаги.
– Что это? – разочарованно воскликнула Надежда, уставившись на конверт. – А где же моя сумка?
Анфиса заглянула через ее плечо:
– Может быть, вы перепутали ячейку?
– Ага! Интересно, почему же тогда к ней подошел код? Нет, ничего я не перепутала…
Надежда потянулась к конверту, но на половине движения одумалась, достала из кармана носовой платок и этим платком прихватила конверт, чтобы не оставлять на нем отпечатки пальцев.
Осторожно открыв конверт, она заглянула в него… и от удивления едва не выпустила его из рук: конверт был плотно набит хрустящими розоватыми бумажками.
– Ой! – вскрикнула Надежда. – Что же это такое?
– Деньги, – равнодушно проговорила Анфиса.
– Вижу, что деньги! Целая куча денег, бумажки по пятьсот евро… это же ужас, какие деньги!
Она несколько секунд молча смотрела на конверт, потом положила его обратно в ячейку.
– Ну как мне не везет! – проговорила она со вздохом.
– Интересная вы женщина! – подала голос Анфиса. – Найти такую прорву денег – это, по-вашему, невезение?
– Мне не нужны чужие деньги! – воскликнула Надежда. – Тем более что эти деньги явно криминальные. Мне нужна моя собственная сумка! Мне нужен мой любимый выходной костюм и итальянские туфли, и самое главное – подарки, которые я купила для мужа и кота! Там были две мыши, серая и белая, пропитанные специальным запахом, привлекательным для кошек…