Убийство в спальном вагоне

Жапризо Себастьян

Потягивая кофе без сахара, Грацци вспомнил свой вчерашний вечерний доклад, квартирку на улице Дюперре - маленькую, хорошо обставленную, чистенькую. Было в ней что-то приторное, присущее квартирам одиноких женщин. Вспомнились и самоуверенные советы Таркэна, его патрона. Первое попытаться влезть в шкуру красотки, узнать ее лучше, чем сама себя знала, стать ее двойником и все такое. "Понять изнутри, если тебе понятно, что я хочу сказать".

Это как раз было яснее ясного. И другой инспектор, Малле, настолько хорошо себе представил Грацци в образе Жоржетты Тома, что гоготал, как ненормальный, когда они прощались. Около 8.30 он сказал ему в коридоре "чао, киска" и пожелал всяческих удовольствий с любовниками.

Потому что всем уже представлялось доказанным, что их у женщины было множество. Помимо своей воли еще в кабинете патрона Грацци тоже стал думать, что она действительно меняла их, как белье. У нее было много хорошего белья с монограммой в виде маленькой красной буквочки "Ж", как это делают в пансионах. Монограммы были на изнанке комбинаций, на трусиках, лифчиках и даже на носовых платках. Целых три ящика белья. Белый нейлон и кружева, помявшиеся во время обыска, были такие нежные, что тощий Грацци почувствовал себя грубым мужланом. Изящная красная буква красовалась на всех вещах.

В семь часов вечера, стоя перед патроном и остальными, Грацци говорил, с трудом подбирая слова. Точнее, пытаясь хоть что-то выудить из своей книжечки. А потом сделал не совсем свое заключение. Тогда, в доме убитой на улице Дюперре, Габер, сопровождавший его, роясь в ящиках, заметил, что раз девица была красива (а он как раз находился под впечатлением адресованных ей писем и того, что прикасался к ее юбкам), значит, она "не скучала".

В жизни убитой было трое мужчин, вернее, четверо, включая мужа, которого она не видела уже несколько месяцев. Продавец машин Арро, явившийся на Кэ около шести часов, выглядел растерянно и жалко. Некий Боб или как его еще?
– обучавшийся чему-то, должен был прийти днем. Был еще парень с пятого этажа на улице Дюперре, студент, которого, по-видимому, обожала консьержка.

Из этих троих с определенностью можно было назвать ее любовником только первого. Это был высокий мужчина, немного отечный, вялый, занимавшийся подновлением американских машин в гараже у Порт-Майо. Вопреки ожиданиям, никакого досье на него не было. Он признал, запинаясь и поправляя себя, что да, конечно, они некоторое время были вместе, понизив при этом голос, ибо речь шла о мертвой, или потому, что теперь женился, и то была старая история.

Грацци продержал его минут двадцать. Противная рожа, но ни к чему не придерешься. Безупречное алиби на первые четыре дня октября и на субботу, когда было совершено убийство. Жена, которой он купил маленький "Фиат" новенький, а не по случаю,- Грацци уже не помнил, каким образом узнал об этом. Документы в порядке. Хорошо сшитый костюм. Начищенные ботинки. Бывший коммерческий директор парфюмерной фабрики. Там он и познакомился с Жоржеттой Тома, тогда еще по фамилии Ланж, служившей представительницей фирмы. Связь - в течение полугода до ее развода и два с половиной года потом ("были когда-то вместе"). Ничего не знает. Никаких врагов и друзей не знает. Ничего понять не может. Огорчен за нее. Противная рожа.

Грацци налил кофе в другую чашку, положил туда два куска сахара и встал, потирая шею. Он услышал, как жена зашевелилась в постели.

В узком коридорчике, отделявшем кухню от комнаты, слишком полная чашка немного расплескалась. Боясь разбудить малыша, он не выругался, хотя и хотелось.

Жена лежала, как всегда, с открытыми глазами. У Грацци сон был крепкий, но он знал, что по ночам она встает, чтобы укрыть Дино или дать ему попить, и у него сложилось впечатление, что жена никогда не спит.

– Который час?

– Семь.

– Ты сегодня идешь туда?

Мучимый угрызениями совести, он сказал, что придется. На самом деле ничто не заставляло его поступать так. Он мог бы вызвать Кабура, Боба, семью Жоржетты Тома и на понедельник. Никто не торопил его, никто не сделал бы и замечания. Если

убийца воспользуется этим, чтобы сбежать подальше, тем лучше, это станет признанием его вины. Его поищут и найдут.

Нет, ничто не заставляло его идти, если не считать обычной неуверенности, извечной потребности выиграть время, как у неспособного ученика, который откладывает экзамен до последней минуты.

Его жена Сесиль, хорошо знавшая мужа, пожала плечами, не посмев напомнить об обещанной прогулке в зоопарк. Однако, чтобы дать ему почувствовать свое неудовольствие, заметила, что кофе некрепкий и слишком сладкий.

– Какое дело тебе дали?

– Женщины, задушенной на Лионском вокзале.

Она вернула ему чашку, зная прекрасно, что он вовсе не стремился получить это дело, что в течение некоторого времени опять будет озабочен тем, что привлечет к себе излишнее внимание.

– Разве этим занимается не Таркэн?

– Он ведет дело с игральными автоматами. К тому же ты знаешь, что сейчас он неохотно берется за все, что не кажется ему верняком. Если у нас пойдет нормально, он нас прикроет. Если начнется волынка, все взвалит на меня. В январе его ждет повышение, он ни за что не захочет терять свое реноме.

Бреясь перед зеркалом, Грацци вспомнил квартирку Жоржетты Тома и подумал, что она сильно отличается от его собственной. Впрочем, чем могла походить квартира одинокой женщины в старом доме близ площади Пигаль на его двухкомнатную квартиру в Баньё с кухней и ванной, которую трехлетний ребенок превращает в поле боя?

Однако именно в той квартире с ее полуприглушенным освещением накануне ему пришли в голову вещи, о которых прежде он бы не подумал или, во всяком случае, никогда не подумал бы с первого раза. Кретоновые занавески на окнах, покрывало на постели, столики и претенциозные игрушки - все это говорило о засидевшейся в девицах машинистке. В малюсенькой кухне вещи были на своих местах. Невероятная ванная в розовом и белом кафеле, на который, возможно, были израсходованы все сбережения. Здесь пахло дорогим мылом. Коротенькая ночная сорочка на вешалке, такая же, как и найденная в чемодане. Махровые, очень нежные, как мех, полотенца всех цветов с буквой "Ж", как и все остальное. Резиновая белая шапочка на лейке душа. Набор кремов на полочке. И особенно зеркала. Они были повсюду, даже на кухне и в комнате, такой тесной, что их расположение вокруг постели навевало весьма двусмысленные предположения.

Поморщившись, Грацци вдруг увидел в зеркале свое намыленное лицо, на котором бритва выскоблила длинную полоску чистой кожи.

У нее в аптечке тоже лежала бритва, но это ровно ни о чем не говорило. Такие имеются теперь у многих женщин.

Были найдены и письма к ней, в большинстве от того, кто перепродавал машины, а также фотографии мужчин вперемешку с собственными и семейными, которые хранились в старой коробке от бисквитов.

Однако это было не все. В квартире Жоржетты Тома ощущалось еще что-то такое, чего он был не в силах понять. Именно поэтому, наверное, Габер и сказал: "А она не очень скучала". Такое впечатление, возможно, возникало от слишком женской, слащавой обстановки квартиры. Или от роскоши ванной. Или из-за дурацкой маленькой красной буквочки "Ж", как это делают на узлах с вещами учащихся пансиона.

– Скажи-ка...

Его жена как раз вошла в комнату и взяла халат, висевший на двери. Грацци видел ее в зеркале, держа бритву у щеки.

– Что ты можешь сказать о женщине, которая переметила все белье своей монограммой?

– Быть может, она отдавала белье в стирку.

– Это начальная буква ее имени. Да к тому же нижнее белье не отдают в прачечную. Разве нет?

Сесиль согласилась. Она подошла к зеркалу, оглядела себя, поправляя волосы.

– Не знаю. Есть женщины, которые любят метить свое белье.