Убийство в старом доме
Шрифт:
Над камином висел портрет красивого мужчины с густыми темными волосами, вполне цветущего вида. Его лицо показалось мне знакомым. Я задумалась — и вдруг вспомнила гостя, который приезжал к нам, когда я была еще совсем маленькой — лет шести или около того.
Я знала, что к нам едет гость, задолго до того, как он прибыл, из-за того, что Мэри Ньюлинг наготовила целую кучу угощений. Она ежедневно кипятила кастрюлю с бульоном, чтобы тот «не прокис». Она испекла замечательный торт огромных размеров, начиненный сухофруктами и украшенный жареными орешками, которые мне попробовать не позволили, пригрозив: если я сейчас съем хоть
После приезда гостя меня услали в детскую, и я увидела лишь верхушку его цилиндра, когда он спрыгнул из двуколки, посланной встречать его. Молли Дарби, моя няня, высунувшись из окна рядом со мной, увидела не больше меня — к ее большому разочарованию. Но потом меня позвали вниз в нашу тесную гостиную. Отец хотел познакомить меня с гостем.
Молли расправила мою юбку, пригладила мне волосы и велела:
— Мисс, ведите себя хорошо, как настоящая леди!
Совет хороший, но следовать ему оказалось невозможно, ведь я понятия не имела, как вести себя в обществе: этому меня никто не учил.
Я бросилась вниз по деревянной лестнице, подняв много шума, и ворвалась в гостиную, снедаемая любопытством. При виде высокого мужчины с грустным лицом, одетым во все черное, я остановилась. В первый миг я пришла в замешательство. Но глаза его по-доброму заблестели при виде меня, и я забыла о своей недолгой и внезапной застенчивости.
— Так вот вы какая, мисс Мартин! — произнес наш гость. — Для меня большая честь познакомиться с вами.
— Да, я мисс Мартин, — сообщила я, беря протянутую им руку и уверенно пожимая ее. — Правда, сейчас меня чаще называют Лиззи. Зато когда я вырасту, то буду мисс Мартин и надену в церковь шляпку с вишенками.
Отец, сидевший у камина, только покачал головой, но гость широко улыбнулся.
— Джош, ты должен простить ее и меня, — сказал отец. — Она настоящая маленькая дикарка и полная невежда, но в этом виноват я.
На маленьком столике стояли хрустальный графин и бокалы. Я знала, что в графине содержится какое-то дорогое вино, которое достают только по большим праздникам. Я заметила также, что отец разрумянился больше обычного — но, возможно, потому, что сидел у огня.
— За что же тебя надо прощать? По-моему, она — очень жизнерадостный ребенок, она очень похожа на Шарлотту.
— Да, — отрывисто ответил отец.
Мне показалось: хотя он и согласился с замечанием гостя, предпочел бы, чтобы тот его не высказывал. Я заметила, как лицо его помрачнело от боли, и поняла, что он по-прежнему горюет по моей умершей матушке. Я подошла к отцу, взяла его за руку, а он поцеловал меня в макушку. Слова гостя озадачили меня; ведь я вовсе не считала, что похожа на матушку. Правда, я ее не знала, а наш гость, видимо, знал.
Должно быть, передо мной портрет Джосаи Парри, моего крестного отца. Наверное, тогда гость представился, но я не запомнила его имени… Зато запомнила, как, уходя, он подарил мне шиллинг, шепнув:
— Спрячь его хорошенько, Лиззи, и копи на шляпку с вишенками!
Шиллинг тогда показался мне целым состоянием. К сожалению, я не сберегла его, а потратила,
Глядя на портрет крестного, я нахмурилась. Миссис Парри обмолвилась, что ее муж не навещал нас в Дербишире. А на самом деле он приезжал к нам — по меньшей мере однажды. Забыла ли она о том визите или не знала о нем?
На каминной полке стояли небольшие часы из позолоченного черного дерева; рядом лежал коробок безопасных спичек. Наша экономка, Мэри Ньюлинг, всегда покупала старомодные серные спички, и я следовала ее примеру, когда обязанность покупки спичек перешла ко мне. К тому же серные спички стоили немного дешевле.
Вдруг у меня за спиной щелкнула дверь и кто-то ахнул. Я обернулась и увидела изумленную служанку с совком и метелкой.
— Извините, мисс, — сказала она, — не думала застать кого-то здесь так рано.
— Я уже ухожу, — смущенно ответила я. — Спустилась только потому, что хотела попросить кого-нибудь принести в мою комнату горячей воды.
— Хорошо, мисс. Я распоряжусь, чтобы вам сейчас же принесли воду. — Девушка по-прежнему ошеломленно смотрела на меня.
— Я мисс Мартин, новая компаньонка миссис Парри, — объяснила я.
— Да, мисс, я так и подумала.
Словно по наитию, я вдруг спросила:
— Вы уже работали здесь, когда компаньонкой миссис Парри была мисс Хексем?
— Да, мисс.
— Должно быть, все вы очень удивились, когда она так неожиданно пропала?
— Да, мисс. Но миссис Парри отдала нам одежду, которую она оставила.
Я поняла, что под «нами» девушка имеет в виду всех слуг, и живо представила, как они делят пожитки моей предшественницы. Картина меня не порадовала.
— Можно мне тогда приступить к уборке? — Служанка подняла повыше совок и метелку.
Мне не следовало задавать ей вопросы. Она наверняка доложит в людской о проявленном мной интересе. И потом, я ее задерживаю… Поэтому я просто спросила, как ее зовут.
Она ответила, что ее фамилия Уилкинс. Я поблагодарила ее и вышла. Мне ничего не оставалось делать, кроме как вернуться к себе в комнату. Слуги не любят тех, кто путается у них под ногами с утра пораньше. Придется мне научиться позже вставать!
Уилкинс не забыла моей просьбы, минут через десять после того, как я поднялась к себе, в дверь постучали, и вошла девчонка в огромном чепце, которая чуть раньше покупала молоко. Теперь она несла кувшин не с молоком, а с горячей водой — большой и очень тяжелый. Вблизи оказалось, что девочке лет двенадцать, а может, и тринадцать. Она была тощенькая, с узким, голодным личиком. Судя по всему, она с самого рождения недоедала, да и мать ее, наверное, плохо питалась. Возраст таких детей трудно бывает определить.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Бесси, мисс, — ответила девчонка, поправляя чепец, который сполз ей на глаза.
— Вот как! — воскликнула я, поспешно беря у нее кувшин, я боялась, что она разольет кипяток. Кувшин оказался очень тяжелым; мне трудно было представить, как ей удалось дотащить его из кухни. Ведь подниматься оттуда пришлось на три этажа! — Значит, мы с тобой тезки. Меня тоже зовут Элизабет.
В ответ девочка наградила меня таким же ошеломленным взглядом, как раньше Уилкинс. Потом Бесси нахмурилась и объявила: она не помнит, чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл ее Элизабет. Все всегда звали ее только Бесси. Такое имя ей дали в приюте.