Убийство в Венеции
Шрифт:
Но все это не помогало. Мысль засела в голове, перемалывалась в затылке; и после обеда я позвонил моему старинному приятелю Калле Асплунду, комиссару уголовной полиции и начальнику комиссии по расследованию убийств. Он нашел время выслушать меня, и я подробно рассказал об Андерсе и ужине в Бакке, о Свене Лундмане и Гуннаре Нермане.
Он терпеливо слушал и время от времени вставлял короткие вопросы. Когда я закончил, на другом конце провода было тихо, так тихо, что я подумал — он положил трубку, не в силах меня выслушивать.
— Ну и к чему ты все это ведешь? — раздалось наконец. —
— Не совсем так, но только я думаю, что все кажется слегка странным. Зачем ему нужно было идти купаться, если он не умел плавать? Здесь что-то не так, но это больше смутное чувство, чем утверждение.
— Чувство, говоришь? — в голосе Калле была ирония. — И что мне прикажешь делать с твоими чувствами?
— Ты можешь неофициально позвонить своему коллеге в Халльсберг или где там занимаются расследованием и разузнать, как и что.
— Имеешь в виду, что я должен сунуть нос в их работу, позвонить и сказать: у меня «чувство», что фон Лаудерна, утонувшего накануне, убил директор Шведского музея или кто-нибудь другой из его коллег?
— Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — В трубке снова стало тихо.
— Положим, — сказал он наконец. — Положим, я понимаю, о чем ты ведешь речь. О’кей, я позвоню, чтобы твоя душенька была спокойна.
И Калле сдержал свое слово. Он позвонил мне перед самым закрытием.
— Я говорил с коллегами в Халльсберге, и они не сразу поняли, что я звоню не по службе. Они, кажется, слегка обиделись за то, что влезаю не в свое дело.
— Что они сказали?
— Так, несмотря ни на что, это был случай утопления, вопреки всем твоим «чувствам». Вскрытие также показало, что Андерс находился в состоянии опьянения. Он был пьян в стельку. Но только это не все.
— Что ты хочешь сказать?
— ЛСД. Чертовски сильный вариант наркотика, вызывающий галлюцинации и еще не знаю что.
— Человек под его воздействием думает, что может летать, — сказал я. — Я читал об этом. Бывает, что принявшим ЛСД кажется, что они умеют-летать, они прыгают из окон и разбиваются насмерть.
— Вероятно, им кажется также, что они умеют плавать, — вставил Калле. — Боюсь, причина смерти твоего лучшего друга была довольно банальной. Ты сам рассказывал, что он здорово выпивал. Очевидно, на этой почве у него были какие-то проблемы, судя по изложенному тобой. А в этот раз он добавил немного наркотика, чтобы взбодрить себя, и, потеряв над собой всякий контроль, решил освежиться путем ночного купания. Боюсь, ничего более странного здесь не было. Или, мне следовало сказать, слава Богу. Убийств и других бед нам и так хватает, и вешать на шею лишние нам ни к чему.
Положив трубку, я долго сидел за письменным столом в лавке и размышлял. Конечно, это был самый обычный, «банальный» несчастный случай. Пьяному и ничего не соображающему Андерсу вдруг стукнуло в голову, что он должен искупаться, и все было предрешено. Если уж человек и трезвым плавать не умеет, то уж с алкоголем в организме и подавно. Не говоря уже о наркотиках. Я не мог только понять, зачем Андерс принимал наркотики? Неужели мало было спиртного, чтобы заглушить беспокойство? Может быть, он попал в зависимость,
Харри Бергман взглянул на сидящего напротив за широким письменным столом человека. Сунул сигарету в пепельницу темно-зеленого стекла и раздавил окурок агрессивными, сильными тычками. Желто-коричневый табак раскрошился и смешался с серо-белым пеплом.
— Я наполовину бросил, — объяснил он. — Поэтому выкуриваю сигарету только до середины и тушу. Обходится дороговато, но зато чувствуешь себя лучше, и к тому же я обещал жене.
С этими словами он достал из кармана пиджака пачку и, не отрывая глаз от человека, сидящего на стуле для посетителей, нащупал очередную сигарету и закурил.
— Значит, ты предлагаешь его брать? — Он выпустил облако бело-голубого дыма и закашлялся.
Другой кивнул:
— Сейчас как раз следующая партия в пути, а у нас на него столько, что вполне хватит.
— А откуда ты знаешь, что он ждет новую партию?
— Итальянцы нам сообщили. Они установили прослушивание у его поставщика. Мы получили сведения и от американцев. Благодаря новым ресурсам они преуспели в борьбе, так что теперь торговцам выгоднее отправлять кокаин в Европу, меньше риска. А рынок растет.
Харри Бергман кивнул, он знал об этом. Возможно, все это не так уж и плохо. Ему нужны результаты, что-то конкретное для представления и министру юстиции, и вечерним газетам. Составлению бюджета это тоже не повредит, будут основания для подкрепления кадрами и средствами, не говоря уж о значении борьбы с наркоманией. Он не питал иллюзий относительно последнего, но чем больше фактов конфискации, тем сильнее страх среди оптовиков и торговцев. Хорошо бы заставить суды прижимать их покрепче, тогда было бы совсем хорошо. И еще эти управления тюрем со всеми их проклятыми выходными и увольнениями для заключенных, с посещениями и прочим баловством! А теперь совсем дошли: заключенные в одной из тюрем бастовали из-за того, что ассортимент в киоске был слишком ограниченным! Нет, об этом думать — только поднимется кровяное давление. Он просто из себя выходил, размышляя об этом. Бергман снова сунул в пепельницу докуренную до середины сигарету, раздавил ее, будто борясь с системой.
— Как вы на него вышли?
— Это заслуга итальянцев. Утечка через их осведомителя. А дальше все было просто.
— Откуда сведения?
— Из Венеции.
— Из Венеции? — Харри Бергман улыбнулся. — Слышал анекдот о Венеции? Парень из полиции нравов рассказал в бане. Да, так вот, один мужик должен был ехать в отпуск в Венецию, а его приятель ему и говорит: «Смотри не подхвати венецианскую болезнь». Тот отвечает: «Ничего, я пользуюсь гондолами». Здорово?
И он захохотал, как хохочут в таких случаях мужики в бане. Инспектор криминальной полиции, сидящий на стуле напротив, принужденно улыбнулся.