Убийство Вампира Завоевателя

Бродбент Карисса

Под моим прикосновением костяшки его пальцев дрогнули.

— Я прошу тебя, — пробормотала я, — помочь нам убить ублюдка, который отнял у тебя дочь.

Его челюсть затряслась. В горле заклокотало.

— Ты сможешь это сделать? — прошептала я.

Долгое мгновение Эреккус не двигался.

Потом он встал и выдернул оружие из песка.

— Да, — сказал он.

Рассвет был сырым и влажным. Я была измотана. Последние две ночи прошли в напряженной

подготовке к предстоящему движению к Перевалу Задра. Я была так слаба, что у меня не было ни минуты, чтобы отвлечься, даже днем, когда Атриус уводил меня в свою палатку, чтобы обсудить со мной стратегию. К тому времени, когда он засыпал, обычно засыпала и я.

Но сегодня я знала, что не могу больше откладывать. После того как Атриус окончательно уснул, я выскользнула из палатки так тихо, как только могла. Я оставила ему записку на случай, если он проснется до моего возвращения — Ушла прогуляться. Скоро вернусь.

Это казалось обманчиво обыденным для той ситуации, в которой мы оказались, даже если бы это было правдой.

Я вышла далеко за пределы лагеря, туда, где местность становилась настолько каменистой, что было трудно ориентироваться. Туман сегодня был густым, а воздух — жарким. Когда я добралась до спокойного участка воды — небольшой лужицы, оставшейся после отлива, — пот прилип к моей одежде.

Я опустилась на колени рядом с приливной ямой, и мои руки зависли над водой, а затем легли плашмя на поверхность. Нити воды ожили под моим прикосновением. Я глубоко вздохнула и позволила себе почувствовать их — их, себя и нашу связь друг с другом.

На фоне всего остального это было странно успокаивающе. Прошло уже много времени с тех пор, как я медитировал на практике.

Я тянулась сквозь воду, ее нити и связи, все глубже, глубже и глубже — до самого Соляной Крепости. Его присутствие всегда было так ощутимо даже на больших расстояниях. В течение пятнадцати лет он был севером на моем компасе, единственной стабильной вещью в постоянно меняющемся мире.

У меня был еще один шанс восполнить этот пробел. Один шанс убедить Зрячую Мать, что Атриус может стать союзником. А если нет, то хотя бы шанс убедить ее в моей преданности, чтобы мы смогли пройти через Перевал Задра.

Шли секунды, потом минуты, но никто не отвечал. Ни Зрячая Мать, ни Аша, ни другие Сестры.

Это было… необычно.

Я снова потянулась к ней, на этот раз через другую комбинацию нитей. Возможно, они меня не почувствовали.

И снова ничего.

Я попробовала еще раз, и еще, и наконец откинулась на пятки.

Мое сердцебиение было слишком быстрым. В животе забурлила тошнота.

Это не должно было ничего значить. Иногда добраться до Соляной Крепости не удавалось. Сестры были заняты, а Зрячая Мать — еще больше. Не было ничего необычного в том, что Сестры не могли выйти на связь только потому, что никто не ждал их в Соляной Крепости.

Но я зашла слишком далеко, чтобы лгать самой себе. У меня было плохое предчувствие.

Я коснулась кинжала, лежащего у меня на боку, — кинжала, который не приближался к сердцу Атриуса.

Завтра мы выступали в поход за Королем Пифора.

Мне просто нужно было пройти через это. После этого Арахессены могли убить меня за мою нелояльность.

Я встала и пошла прочь, оставив за собой нетронутый бассейн.

ГЛАВА 38

От

перевала веяло опасностью. Все в нем напоминало о месте, негостеприимном для всего живого. Камни были грозными и зазубренными, между ними едва хватало места, чтобы пролезть даже самым уверенным путникам. Туман здесь был настолько густым, что полностью закрывал солнце, — настолько, что я чувствовала его в каждом вдохе и в самих нитях, словно все чувства были покрыты толстым, размытым слоем. Сливиков не было видно ни глазами, ни даже нитями, но я чувствовала их на расстоянии, как порхающие смертоносные тени, которые невозможно определить.

Я поняла, почему это место унесло так много жизней. Путь через перевал мог занять у человека четырнадцать дней, если он был очень-очень быстрым. Но никто не был быстрым, потому что пытаться ориентироваться в лабиринте перевала с помощью одних только глаз было глупым и проигрышным предложением.

Атриус, как он ни был самонадеян, полагал, что мы сможем пройти путь за семь дней.

Теоретически, возможно, он был прав. Вампиры были выносливее людей. Их зрение было гораздо лучше в темноте. Они быстрее заживали, им не требовалось так много еды, чтобы выжить. И, как самодовольно заметил Атриус, у них есть я наш ключ к тому, чтобы пройти через перевал и не заблудиться.

Я хотела ему верить. Мне нужно было ему верить. Время нависло надо мной, как тени сливиков, которые, как я знала, поджидали нас впереди. Сколько времени понадобится Арахессенам, чтобы убить меня?

Недолго. Они были очень эффективны.

Семь дней, подумала я, вполне хватит.

Мы с Атриусом стояли в первых рядах его армии. Немногие из его воинов отправились бы в путь вместе с нами — он потерял так много людей, и еще больше должны были остаться, чтобы ухаживать за ранеными. Казалось смешным, что эта армия из ста человек может стать гибелью Короля Пифора.

Но, опять же, это были не люди.

И все же, стоя рядом с Атриусом в узком проеме между зазубренными скалами и ощущая на затылке дыхание своей смертной, я испытывал странное чувство: сырой, неподдельный страх.

Время, сказал мне Атриус, когда я впервые исцелила его. Мне просто нужно время.

Теперь я это понимала.

В то утро, перед отъездом, я села за стол, чтобы написать то, что, как я знала, скорее всего, станет моим последним письмом к Наро. Все они были неуклюжими и неловкими, в них было больше того, что я не сказала, чем того, что сказала. Мирские вопросы, которые не имели значения — Как ты себя чувствуешь? Как они к тебе относятся? Как погода в Васай?

Он, конечно, так и не ответил.

Сегодня утром я долго сидела перед чистым листом бумаги и не писал. Мне казалось нечестным вести с ним обычную вынужденную светскую беседу, даже если это был самый удобный вариант.

Я отказалась от удобного варианта.

Я, скорее всего, скоро умру. Он, скорее всего, тоже скоро умрет. Нас обоих медленно душили те, кто забрал всю нашу веру. Нам некого было винить, кроме самих себя.

Для чего, черт возьми, мы притворялись?

Поэтому на этот раз я написала то, что действительно имела в виду.