Уборщики ада
Шрифт:
– Вы тоже были здесь в прошлый раз?
– Нет. Но я сама напросилась в эту партию. У меня здесь два года назад погиб муж, такой же лейтенант, как вы. Где-то в этой мертвой зоне его кости.
– Простите.
– Ничего. Костя, возьмите меня завтра с собой. Я хочу взглянуть что там.
– Нет. Здесь много чего не понятного. Вами я рисковать не могу.
Она поежилась.
– Немного прохладно. Пойдемте обратно.
– Катя, прошу вас, как только вы заметите, что-то со здоровьем
– Хорошо. А вы будете сообщать в центр о том, что произошло с фоном?
– А разве надо?
– Наверно надо. Сообщите все начальнику штаба. Он неплохой мужик.
Мы идем к лагерю, вдруг Катя останавливается.
– Что вы там натворили в первый день прибытия в часть?
– Ничего. Я так напился, что ничего не помню.
– Это правда? И ничего, ничего не помните? Даже Клаву.
– Нет. А что было с Клавой?
– Я так и думала. Вы пили это пойло и Валька, дура, подсыпала вам корень сарацинки.
– Я ничего не понимаю.
– Это хорошо, что не помните. Пойдемте в палатку.
На следующий день над нами гремит вертолет. Он приземляется у берега ручья и от туда выходит начштаба и... Гришка. После обычных приветствий начштаба берет меня за рукав.
– Где тут ваша палатка?
Мы входим в палатку, Гришка остается снаружи, увидав кого-то из женщин медиков.
– Так рассказывайте, что у вас произошло?
– Ничего, только фон подвинулся. Вот посмотрите по карте. Это линия старой отметки, прошлых партий, а это новые отметки и они гораздо ниже.
– И какой фон на этих отметках?
– Не превышает 300 мкр/ч.
– Это еще ничего. Что еще?
– Фон растет не пропорционально. На этом участке до деревни, он затих, а вот от сюда начинает подниматься, но не на много. Мы сейчас на конце языка и прошили его в этом месте.
– Так, так. Значит сюда еще не поднимались?
– Нет.
– Если дойдете до отметки выше 1000 мкр/ч, лучше не лезьте. Оградите это место и все. Самое важное, если найдете документы, постарайтесь никому не показывать, а сразу же сообщите мне.
– Есть.
– И еще, вы можете натолкнуться на трупы наших солдат и офицеров. Если они не очень фонят, соберите их. Мы потом машины подгоним и похороним их с почестью.
– Сколько же наших там?
Начштаба колеблется, но потом говорит.
– Целая дивизия...
– Что???
Я остолбенело смотрю на него.
– Ну чего вытаращился? Дивизия. Произошло ужасное. На полигоне испытывалось новое оружие и никто основательно не знал его свойств. Вся дивизия зарылась под землю в тридцати километрах от эпицентра взрыва и вся погибла.
– А эти ребята, которых вы посылали каждый год снимать фон, тоже подверглись этому облучению?
– Черт его знает,
– А так и мы тоже стали подопытными?
– А вы и сейчас подопытные. Вы еще не дошли до слишком высоких доз. Когда с дуру сунетесь в них, погибните как и все.
– Почему вы мне раньше ничего не рассказали?
Он с усмешкой смотрит на меня.
– Ты был в таком состоянии, что говорить с тобой об этом не стоило.
Мы выходим из палатки. Взвод собирается в тайгу. Солдаты натягивают костюмы химзащиты и подгоняют снаряжение.
– Где врачиха?
– спрашивает начштаба.
– Вон там в палатке.
– Я туда.
Из палатки медиков выходит смеющийся Гришка, он подходит ко мне.
– Костя, тебе привет от Клавки.
– Слушай, что тогда произошло ты мне можешь сказать? Я ведь ни черта не помню.
Гришка хохочет во весь рот.
– Да ты выкинул такое, что вся женская часть поселка до сих пор гудит.
– Не тяни, говори, что я сделал?
– Ты выволок к кровати из-за стола Клавку и при всех ее, со смаком, трахнул.
– Врешь?
– Вот тебе крест. Клавка визжала, а ты ее затюкал до такого состояния, что она потеряла сознание. Потом, когда ты заснул, Клавку два дня приводили в чувство.
– Ничего себе. А ты не мог остановить?
– Девочки не хотели. Лучше скажи, как ты здесь?
– Пока ничего. Ты когда со взводом подъедешь?
– А я стою с техникой перед большой рекой. Там мост в половодье снесло, так никто и не починил. Сейчас нагнали саперов делают новый.
– Я там тебе в тайге отметки оставил.
– Так что же надо жечь-то?
– Лес жечь, это безумие. Фон значительно упал и скоро могут кончиться все беды. Там кости животных и людей. Вот это все надо уничтожить.
– Ничего себе. Выходит они здорово фонят?
– Нет, никто ничего не знает, но мало ли что скопиться у мертвых в костях.
– То-то полковник все вякал, что-то о бомбе. Уже называется она не ядерная, а кобальтовая.
– Что ты сказал?
Я подпрыгнул и схватил его за гимнастерку.
– Отпусти, вроде кобальтовая он говорил. Я подслушал, когда какой-то гражданский в часть приезжал.
– Это точно?
– Ну я вру тебе разве. Я как раз дочку полковника трахал, а они в соседней комнатке сидели.
– Сволочи. Теперь мне понятно почему погибали все дозиметристы. Эта гадость зависит от фона, но дозиметрами ее не поймать. Здесь нужны другие приборы.