Убойная марка (Роковые марки)
Шрифт:
Вроде бы тоже не местный, а откуда — нет, уточнить не может. Чего привязались, откуда да откуда. Может, из Варшавы, может, из Вроцлава или из какой Гваделупы, хотя он, Веслав, сразу просит записать, что понятия не имеет, где находится эта проклятая Гваделупа, так что лучше и не спрашивайте. Если уж хотите начистоту, так и быть, признается, что в стареньком домишке кто-то вроде бы промелькнул перед ним, но не уверен: темно там было и все в пыли. Не исключено, что как раз этот ваш Патрик, а почему сразу глинам не сказал, что кого-то видел, — потому как не уверен. Так и знал, только упомяни, глины пристанут — не
Больше из Веслава ничего выжать не удалось. А когда ему пригрозили, что за дачу ложных показаний его посадят, он нахально возразил, что законы знает. Раз он никакого преступления не совершил, то никакой он не подозреваемый, а просто свидетель, как впредь и просит к нему обращаться, а свидетелей у нас пока ещё не сажают. Сорок восемь часов в вашем распоряжении, Панове, а потом выпустите меня как миленького, уж я-то знаю.
Что ж, так оно и было. Заставили парня подписаться под своими показаниями и отпустили.
Знакомясь с показаниями Веслава, я то и дело бросала взгляд на картинку, которую мне привёз Януш вместе с остальными копиями допросов. Теперь ухватилась за неё. Пальцы и подошвы на ней были обозначены так, что и последний дурак разобрался бы. Посетители пани Вероники нашли своё графическое воплощение, выполненное наилучшим образом, причём каждые пальчики и каждая подошва не только помещались в конкретные временные рамки, но и снабжены были цифрой, отмечавшей очерёдность появления данного объекта.
В спальне виднелись следы только Антония Габрыся, братишки Весиной невесты. Немного было этих следов, причём ботинок больше, чем рук, да и отпечатки ботинок, учитывая сухую погоду и полнейшее отсутствие грязи, никто бы не обнаружил, если бы не научные амбиции полицейского техника.
— Смотри-ка, — удивилась я, — он шатался по всей комнате, а о дактилоскопии не забывал.
Неужели был в перчатках? Не поверю.
— И правильно сделаешь, если не поверишь, — подтвердил Януш. — Перчаток на нем не было, но о дактилоскопии он слышал, да и кто в наше время не слышал? Так он всякие интересные для него предметы хватал с помощью тряпочки.
— Тряпочку специальную принёс? — удивилась я.
— Да нет, просто пользовался любым подвернувшимся куском ткани, что под руку попадало.
— Значит, так. Больше никто туда не входил.
Патрик сделал всего один шаг, а тот, неизвестный, даже и к двери не подошёл. Тогда что же получается? Антось устроил погром в доме, Антось и был грабителем. Если мыслить логично…
А что, прокурору этого ещё мало?
— Кто бы говорил… — передразнил меня Януш. — Уж ты-то должна знать, как суд относится к логическим умозаключениям.
— Точно, — сникла я. — Плюёт на них. Никакие дедукции не имеют для суда значения, нужны факты и только факты.
С лупой в
— Слушай, а как они, собственно, все это проверяли? Сдирали у них с ног обувь?
— Зачем же? Велели подозреваемым постоять на специальном коврике, а остальные ботинки просто ставили на такой коврик. Представь, никому из этих парней не пришло в голову выбросить какие-нибудь чрезмерно наследившие ботинки, просто не подумали об этом, так что у полиции подобрался полный комплект. А кроме того, при внимательном изучении отпечатков подошв выявилось ещё одно небезынтересное обстоятельство. Посмотрим, заметишь ли ты его.
— Замечу ли, замечу ли, — разворчалась я. — Скажи спасибо, что во всей этой запутанной паутине я вообще хоть что-то замечаю. К тому же очень бледные отпечатки. Так что же это?
Януш ткнул в нужное место вилкой.
— Вот тут. Одно-единственное место в коридоре у двери. Кусочек ботинка первого накрывает кусочек ботинка Патрика. Совсем небольшой кусок, но вполне достаточный для следствия. И из этого следует вывод: первый не был первым, он уступает первенство Патрику, что для Патрика очень опасно. Разве что он побывал с визитом у тёти задолго раньше неприятных событий.
— Холера! — разнервничалась я. — Давай этого Антося.
И я принялась читать показания Антония Габрыся. Тот с самого начала избрал тактику отрицания всего и вся. Следствию было с ним легче беседовать, чем с Веславом, поскольку у Габрыся не было такого железного алиби на момент убийства, как у Копеча. И допрашивали его не в качестве свидетеля, а в качестве подозреваемого. Алиби у него не оказалось никакого, на этот счёт он нёс полнейшую ерунду, меняя показания без зазрения совести. То он спал, потому как перед этим изрядно выпил, то как раз в этот момент выпивал, то отправился выпивши на прогулку в полном одиночестве, чтобы протрезветь.
Доказать ни одной из этих версий он не мог, после того как отпало распитие водки в обществе Веслава. Наконец ему показали отпечатки оставленных им следов, и парень сломался.
Причём сломался окончательно, понимая, что стал подозреваемым в убийстве. И он решил говорить правду, упорно утверждая, что в убийстве не повинен. Да, он был в доме Фялковских.
Зачем он туда пошёл? Да сам не знает зачем. Нет, знает, знает, ну что Панове глины так на него напирают, он и сам скажет. Учтите, сам признается! Весек ему с три короба наговорил о каком-то богатстве, которое припрятала в доме покойная Вероника. Ну да, когда припрятывала, покойной она ещё не была, что он, сам не понимает? И нечего его путать, он и без того запутался. Дайте малость охолонуть. Можно водички попросить? С перепою в голове гудит…
Нет, он не уклоняется, сейчас все расскажет, как было.
Ну, значит, Весек попросил его помочь в переноске каких-то тяжестей, которые у покойной остались. Нет, точнее не получается. Ладно, подумает… Нет, не получается. Пьян был, запомнилось лишь вот это слово «тяжести», а что оно конкретно означало — хоть убейте, не помнит.
Может, и тогда не знал. А он парень такой, дал слово — держи, вот и пошёл. Теперь сожалеет.
Поймите, Панове, просто несчастный случай — с каждым может произойти.