Убрать Картера

Льюис Тед

Дом стоял в конце дороги. За ним поднимался намывной берег реки, а слева высились четыре печи для обжига, напоминавшие строения ацтеков. Ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз. Двадцать три года назад.

В одной из комнат первого этажа горел свет, сгущая предрассветный мрак, окружавший дом. Шум машины растревожил обитателей, и в окне появилась фигура, потом исчезла. Я доехал до конца дороги, остановил машину возле дома и выключил двигатель. Из-за намывной террасы слышался плеск воды. Свет в доме погас, и дверь распахнулась. На пороге появился Эрик с пожитками. Он закрыл за собой дверь и направился к машине.

Я

опустил стекло. Он смотрел прямо на меня, но в темноте мое лицо выглядело просто светлым пятном.

Только в шести футах от машины он понял, кто именно за ним приехал.

Он вскрикнул и выронил сумку. А потом побежал.

Я вылез из машины и достал с заднего сиденья ружье. Прислонив ружье к крылу, я вытащил из своей сумки бутылку виски, сунул ее в карман куртки и пошел за Эриком. У меня была масса времени, а ему некуда было бежать.

Он взбежал на намывную террасу и повернул к заводу. Спотыкаясь, он бежал по старой дороге, проложенной к реке. Я шел за ним и видел, как он исчез на заросшей сорняками территории завода. Потом я услышал, как под его ногами осыпается битый кирпич, и понял, что он бежит под старыми стенами. В тишине рассвета скрежет кирпича звучал как предвестник смерти.

С каждой секундой становилось светлее, и река быстро меняла цвет с пурпурного на серый. Я уже мог разглядеть противоположный берег, находившийся в полутора милях. С реки слышался звон плавучего маяка.

Я остановился там, где берег упирался в территорию завода. Скрежет кирпича прекратился. Я пошел вперед.

Двор завода представлял собой квадрат. Справа от меня его ограничивала длинная низкая печь, такая старая, что ее верхушка полностью заросла травой, а слева и впереди — обрушившиеся стены, вдоль которых росли шиповник и самбук. Слева, у реки, стояли печи для обжига черепицы. Они были без крыш, а естественный процесс разрушения и усилия местной ребятни уменьшили их высоту наполовину. За печами, уже вне поля зрения, догнивали остатки пристани. В центре двора стояли четыре главные печи, пока еще целые, и два огромных чана, до краев заполненные старыми кирпичами и дождевой водой. Мы с Фрэнком любили сидеть на краю чанов, бросать туда шутихи и наблюдать, как они с шипением скользят по воде.

Я опять остановился и прислушался. Стояла полная тишина. Я подошел к печам для черепицы и заглянул в каждую. Эрика там не было. Я не стал искать за печами. Если он направился дальше, то будет еще бежать, когда я войду во двор.

Я обыскал оба чана. Ноль. Тогда я положил ружье на бортик одного из чанов, вытащил бутылку виски, поставил ее рядом с ружьем и стал взбираться на ближайшую печь для кирпича. Их поверхность представляла собой ступени высотой в четыре фута, и в детстве мы соревновались, кто быстрее доберется до вершины, подтягиваясь на руках. Сейчас я стал в два раза выше, чем в детстве, поэтому высота ступеней не была для меня препятствием.

Добравшись до вершины, я огляделся по сторонам, потом сел, спустив ноги вниз, и с высоты двадцати футов стал наблюдать за чаном. «Интересно, — спросил я себя, — соблазнит ли его ружье?» Я в этом сомневался. Кого угодно, но только не старину Эрика. Я улыбнулся. В детстве мы с Фрэнком и другими мальчишками приходили сюда и играли в точно такую же игру. Один из нас прятался, мы выжидали пятнадцать минут, а потом развертывались веером и принимались искать его. Если тебя находили, ты должен был притвориться, что убит тем, кто тебя нашел. Это была потрясающая

игра, независимо от того, какая роль тебе доставалась — преследователя или преследуемого. Роль преследователя была интереснее тогда, когда преследуемый умел прятаться. В противном случае его находили слишком быстро, и становилось скучно. Я в подобных ситуациях поступал так: все отправлялись на поиски, а я взбирался на печь, ложился и ждал. Рано или поздно я всегда замечал преследуемого, который воображал, будто он в безопасности. После этого я вставал, кричал «бабах», и преследуемый едва не сворачивал шею, пытаясь определить, откуда доносится мой голос.

Естественно, если роль преследуемого доставалась Фрэнку, я ничего такого не делал. Это была одна из тех игр, к которой он относился абсолютно серьезно. Я всегда знал, где его найти, но никогда не находил. Я предоставлял это другим. А вот ему я ни разу не дал найти себя. Хотя знал, что ему очень хотелось. Сейчас я жалею об этом. Надо было дать ему такую возможность.

Я вытащил из кармана пистолет Кона и положил его рядом с собой, затем достал сигареты и закурил.

* * *

Уже почти рассвело. С вершины печи я видел реку миль на двенадцать вперед. Справа от меня серое небо было подсвечено заревом от сталелитейных заводов.

Я внимательно оглядел двор. Эрика видно не было. Но я знал, что он здесь. Где-то прячется. И я обязательно замечу его, когда он шевельнется. Или просто почешется.

Докурив, я бросил окурок в чан и наблюдал за его полетом по дуге до тех пор, пока он не упал в воду и не зашипел.

Я оторвал взгляд от чана и увидел Эрика.

Он полз по заросшим травой развалинам печи. Вероятно, он все время прятался там, выжидая, обливаясь потом и прислушиваясь. Ему ни разу не пришло в голову посмотреть вверх. Очевидно, он решил, что я обыскиваю кусты на берегу в полумиле от завода.

Прежде чем заговорить, я даю ему проползти еще немного. Ситуация слишком напряженная, чтобы действовать поспешно.

— Эрик, — зову я.

Звук моего голоса эхом отдается от стен.

Эрик останавливается. Пытаясь понять, откуда доносится мой голос, он резко поворачивает голову сначала в одну сторону, потом в другую.

— Я здесь, Эрик, — говорю я. — Наверху.

Он замирает, а потом поворачивает и одновременно поднимает голову — его движения напоминают движения ящерицы, пригревшейся на камне, — и видит меня.

— Вставай, — говорю я.

Он встает. И не спускает с меня взгляда.

— Вниз, — говорю я.

Он не двигается. Я показываю ему пистолет Кона.

— Я сказал: вниз.

Он подходит к краю и сползает вниз.

— Прислонись к печи спиной ко мне.

Он разводит руки и делает то, что велено. Ему просто больше ничего не остается.

Я спускаюсь вниз, встаю за Эриком и долго смотрю на него. Затем подхожу к чану, к тому месту, где оставил ружье и бутылку.

— Повернись, — говорю я.

Он поворачивается. Я смотрю ему в лицо, улыбаюсь и начинаю отвинчивать крышку бутылки.

— Судя по твоему виду, тебе надо выпить, — говорю я. Покачнувшись, он пытается выпрямиться, но у него это плохо получается.

— Ну, давай выпей со мной. Ты же составил компанию моему брату, не так ли?

Со стороны реки пролетает стая гусей.

— Иди сюда, — говорю я.

Такое впечатление, что ему трудно переставлять ноги. Когда он наконец подходит ко мне, я протягиваю ему бутылку.